Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Белла все еще ждала объяснений.

– Итак?.. – тихо спросила она.

– Снова сумерки, – задумчиво произнес я. – Конец еще одного дня. Каким бы хорошим ни был день, ему всегда приходит конец.

Эти дни так много значили и заканчивались так быстро.

Она насторожилась.

– Кое-что не кончается никогда.

На это мне было нечего ответить. Она права, но я думал совсем о другом непреходящем. Например, о боли. Боль не кончается.

Я вздохнул, потом ответил ей:

– Я привез тебя на выпускной бал, потому что хочу, чтобы ты ничего не упустила в своей жизни. Я не желаю, чтобы мое присутствие отняло что-нибудь у тебя, особенно если в моих силах этого не допустить. Хочу, чтобы ты была человеком . Чтобы твоя жизнь продолжалась, как случилось бы, если бы я, как и следовало, умер в восемнадцатом году.

Она передернулась и дважды с силой встряхнула головой, будто пытаясь избавиться от моих слов. Но когда заговорила, ее голос звучал насмешливо:

– В каком это параллельном мире мне вообще могло прийти в голову явиться на выпускной по своей воле? Если бы ты не был в тысячу раз сильнее меня, я ни за что не дала бы тебе затащить меня сюда.

Я улыбнулся:

– Ты же сама сказала, что здесь неплохо.

Ее ясные глаза казались бездонными.

– Только потому, что была рядом с тобой.

Я снова засмотрелся на луну. И чувствовал на своем лице ее взгляд. Не время тревожиться о будущем. Настоящее гораздо приятнее. Мне вспомнилось совсем недавнее прошлое и странная растерянность Беллы сегодня. Что она себе вообразила вместо того, чтобы прийти к очевидному ответу?

Я улыбнулся ей:

– Объяснишь мне кое-что?

– А когда я тебе отказывала?

– Пообещай, что объяснишь, – настаивал я.

– Обещаю, – нехотя согласилась она.

– По-моему, ты искренне удивилась, обнаружив, что я везу тебя сюда.

– Конечно ! – перебила она.

– Вот именно. Значит, у тебя было какое-то другое предположение… Мне любопытно: зачем, по-твоему , мне вздумалось нарядить тебя?

Вопрос казался таким простым, шутливым и уместным. Никак не связанным с мыслями о будущем.

Но она смутилась, посерьезнела, чего я не ожидал.

– Не хочу об этом говорить.

– Ты обещала.

Она нахмурилась:

– Помню.

Я едва не улыбнулся, ощутив, как вспыхнули во мне давно знакомое любопытство и нетерпение. Есть вещи, которые не меняются никогда.

– Так в чем же дело?

– Мне кажется, ты разозлишься, – серьезно ответила она. – Или расстроишься.

Я никак не мог увязать ее помрачневшее выражение лица с моим глуповатым вопросом. И уже начинал бояться ее ответа, опасаться, что он напомнит о боли, которой я так старательно избегал. Вместе с тем я знал, что отсутствия ответа мое любопытство не выдержит.

– И все-таки я хочу знать. Пожалуйста!

Она вздохнула. Скользнула взглядом по серебристым облакам.

– Ну… – после долгой паузы начала она, – я думала, будет… торжественное событие. Но никак не предполагала, что настолько банальное и человеческое… как выпускной!

И она возмущенно фыркнула.

Мне понадобилось мгновение, чтобы обуздать свою реакцию.

– Человеческое? – переспросил я.

Она смотрела на свое нарядное платье и машинально теребила шифоновую оборку. Я уже знал, что будет дальше. И не мешал ей подыскивать верные слова.

– Ну ладно, – наконец сказала она, и ее взгляд стал пристальным и вызывающим. – Я надеялась, что ты передумал… и все-таки собираешься сделать меня такой, как ты.

Я столько долгих лет терпел эту боль. И жалел, что она вынудила меня вновь ощутить ее. Пока я все еще держал ее в объятиях. Пока на ней было чудесное платье, бледные плечи серебрились в лунном свете, тени ночными озерами залегли в изгибах ключиц.

Решив не обращать внимания на боль, я зацепился за самое очевидное, что было в ее ответе.

Я взял себя за лацкан.

– По-твоему, это достойный повод надеть смокинг, да?

Она сконфуженно нахмурилась:

– Откуда мне знать, как это вообще происходит? Мне, по крайней мере, это объяснение казалось более логичным, чем какой-то выпускной!

Я пытался удержать на лице улыбку, но этим лишь сильнее раздражал ее.

– Не вижу ничего смешного, – заявила она.

– Ты права, ничего смешного тут нет. Но я предпочел бы расценить это как шутку.

– Я совершенно серьезна.

– Ясно. – Я вздохнул.

Странная это была боль. Без тени соблазна в ней. Хотя она и желала того, что для меня было бы идеальным будущим, избавлением от агонии длительностью в десятилетия, оно меня не прельщало. Я ни за что не согласился бы заплатить за свое счастье тем, что лишит счастья ее.

Изливая душу ее далекому Богу, я умолял дать мне силы. И он их дал: я не чувствовал ни малейшего желания видеть Беллу бессмертной. Моим единственным стремлением и потребностью было видеть, что ее жизнь не запятнана мраком, и эта потребность стала для меня всепоглощающей.

Я знал, что будущее неизбежно, но не знал точно, сколько времени у меня еще есть. Твердо решив оставаться рядом, пока она не поправится полностью, я мог рассчитывать еще на несколько недель, – или, по крайней мере, пока она не сможет твердо стоять на обеих ногах. В глубине души я задавался вопросом, не лучше ли было бы дождаться, когда она перерастет меня, как я и собирался поначалу. Разве не будет такое расставание наименее болезненным для нее? Было бы так легко на этом решении и остановиться. Но я сомневался, что у меня есть такой запас времени. Казалось, будущее приближается неотвратимо. Я не знал, какой мне будет подан знак, но понимал, что узнаю его, когда придет время.

Я так старался избежать этого разговора, но теперь видел: она рада, что он состоялся сейчас. И я сдержал в себе боль и горе и заставил себя вернуться в настоящее, жить минутой. Я буду с ней, пока могу.

– И ты действительно этого хочешь? – спросил я.

Она прикусила губу и кивнула.

– Тогда приготовься, потому что этим все и закончится. – Я вздохнул, провел пальцем по ее щеке. – Наступят сумерки твоей жизни, которая едва началась. Тебе предстоит пожертвовать всем сразу.

– Это не конец, а начало, – шепнула она.

– Я того не стою.

Я уже знал, что свои человеческие потери она не считала. И явно даже не задумывалась о вечных потерях. Их не стоил никто.

– Помнишь, ты как-то говорил, что я не знаю сама себя? – спросила она. – Вот и у тебя та же разновидность слепоты.

– Я знаю, кто я и что я.

Она закатила глаза, раздраженная моим отказом согласиться с ней хоть в чем-нибудь.

Улыбка вдруг легко далась мне. Белла так пылала желанием, ей так не терпелось отдать все, лишь бы быть со мной. Невозможно было не растрогаться при виде такой любви.

Я решил, что немного шалости нам не повредит.

– Значит, ты уже готова? – спросил я, вскинув бровь.