Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Этот человек, эта ходячая мерзость, был еще не самым плохим в своем роде, хотя расставить зло по порядку в зависимости от его силы – непростая задача. И все же наихудшее из зол я до сих пор помнил. Никаких сомнений не возникало в том, что он заслужил этот титул.

Большинство людей, на которых я охотился в те времена, когда считал себя судьей, присяжным и палачом в одном лице, чувствовали хотя бы подобие раскаяния или страх, что их поймают. Многие пристрастились к спиртному или наркотикам, чтобы заглушить голос совести или тревоги. Другие абстрагировались, отделили часть своей личности и жили как два человека в одном – светлая и темная сторона.

Но самого худшего и гнусного из уродов, какого я когда-либо встречал, совесть не мучила никогда.

Больше мне ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь настолько же безоговорочно принял свою темную сторону – и упивался ею. Ему доставлял невыразимое наслаждение мир, который он создал, – мир беспомощных жертв с их воплями мучительной боли. Боль и была целью всех его стремлений, и он научился мастерски вызывать или длить ее.

Я твердо придерживался своих принципов, строго следил, чтобы оправданной была вся кровь, на которую я претендовал. Но не в том случае. Если бы я позволил ему умереть быстро, это означало бы, что он легко отделался.

В тот раз я подступил к черте ближе, чем когда-либо. И все же я убил его быстро и умело, как убивал других.

Но все сложилось бы иначе, если бы две из его жертв не обнаружились в его подвале ужасов, когда я нашел его. Две молодые женщины, уже получившие серьезные повреждения. Хотя я доставил обеих в больницу так быстро, как только мог, выжила лишь одна.

Мне было некогда пить у него кровь. Но это не имело значения. Слишком много других заслуживало смерти.

Таких, как этот Лэнни. Да, он тоже дикарь, но уж точно не хуже того, который мне отчетливо помнился. Почему же тогда мне настоятельно необходимо сделать так, чтобы он мучился как можно дольше?

Но сначала…

– Белла! – сквозь зубы выговорил я.

– Да? – все еще сипло ответила она. И прокашлялась.

– С тобой все хорошо? – Сейчас это самое важное, первое, что есть в списке приоритетов. Возмездие подождет. Умом я это понимал, но ярость так переполняла тело, что путались мысли.

– Да, – голос по-прежнему звучал сдавленно – наверняка от испуга.

Значит, оставлять ее нельзя.

Даже если бы ей постоянно не грозил риск по какой-нибудь сводящей меня с ума причине – из-за шутки, которую сыграла со мной вселенная, – даже если бы я был уверен, что за время моего отсутствия она будет в полной безопасности, даже тогда я не смог бы оставить ее одну в темноте.

Она наверняка перепугана.

А я не в состоянии утешить ее, даже если бы знал, как это делается, о чем я понятия не имею. Наверняка она улавливает исходящую от меня звериную жестокость, наверняка мои чувства очевидны. Я только напугаю ее еще сильнее, если не успокою жажду бойни и крови, бурлящую во мне.

Мне требовалось подумать о чем-нибудь другом.

– Пожалуйста, помоги мне отвлечься, – взмолился я.

– Извини, что?

Я едва сумел собраться с силами, чтобы объяснить, что мне требуется.

– Просто… – Я никак не мог выразить словами то, что хочу, и выпалил первое, что пришло в голову: – Поболтай о каких-нибудь пустяках, пока я не успокоюсь, – слова подобрались неудачно, я понял это, едва они сорвались с языка, но мне было не до того. В машине меня удерживала только мысль, что я нужен Белле. Я слышал, о чем думает тот подонок, слышал его разочарование и бешенство. Знал, где его найти. И закрыл глаза, думая, что лучше бы я ничего не видел.

– Эмм… – Она помедлила – пыталась понять смысл моей просьбы, видимо, или просто обиделась? – потом продолжала: – Как думаешь, завтра перед уроками переехать пикапом Тайлера Кроули или лучше не надо?

Тон был несомненно вопросительный.

Да, это мне и нужно. Разумеется, Белла не могла не выпалить что-нибудь неожиданное. Как уже случалось, угроза из ее уст слегка коробила и выглядела комично. Если бы не обжигающая жажда убивать, я бы расхохотался.

– С какой стати? – буркнул я, чтобы побудить ее продолжать.

– Да он болтает, что ведет меня на выпускной, – объяснила она полным возмущения голосом. – Или спятил, или все еще пытается загладить вину за то, что чуть не прикончил меня… ну, ты помнишь, – сухо вставила она. – Как будто выпускной хоть что-то изменит. Так что если я теперь наеду на него, мы будем квиты, и он наконец отстанет. Враги мне не нужны, и если он оставит меня в покое, может, остынет и Лорен. Можно, конечно, раздолбать его «сентру», – продолжала она уже задумчиво, – без тачки он никого никуда не пригласит…

То, что она все истолковала неверно, обнадеживало. Упорство Тайлера не имело никакого отношения к аварии. Видимо, она не сознавала свою притягательность для одноклассников. Неужели ей не понятно и то, насколько она притягательна для меня?

А подействовало. Непостижимость ее мышления увлекала, как всегда. Мало-помалу я овладевал собой, начинал думать хоть о чем-нибудь кроме мщения и бойни.

– Я в курсе, – сказал я ей. Она замолчала, а мне требовалось, чтобы продолжала говорить.

– Правда? – недоверчиво переспросила она и добавила, вдруг разозлившись: – С другой стороны, если его разобьет паралич, ему будет не до выпускного.

Жаль, что мне никак не удавалось уговорить ее продолжать сыпать угрозами смерти и физического ущерба – так, чтобы при этом самому не выглядеть спятившим. Даже намеренно она не смогла бы выбрать лучшего способа успокоить меня. А ее слова – в ее случае всего лишь сарказм, преувеличение, – служили напоминанием, в котором я остро нуждался в тот момент.

Вздохнув, я открыл глаза.

– Полегчало? – робко спросила она.

– Не совсем.

Нет, я успокоился, конечно, но легче от этого не стало. Потому что я только что понял, что не могу убить мерзавца по имени Лэнни. Единственным, чего мне в этот момент хотелось больше, чем совершить целиком и полностью оправданное убийство, была эта девушка. И хотя заполучить ее я не мог, самой мечты о ней хватало, чтобы сделать немыслимой сегодняшнюю расправу.

Белла заслуживала лучшего, нежели убийца.

Более семидесяти лет я провел, стараясь стать кем-нибудь другим. Но эти годы усилий так и не сделали меня достойным девушки, сидящей рядом. Тем не менее я понимал: если я вернусь к такой жизни хотя бы на одну ночь, то упущу Беллу навсегда. Даже если пить кровь я не стану, даже если не оставлю такой улики, как мои горящие багровым огнем глаза, неужели она не почувствует разницу?

Я старался быть достаточно хорошим для нее. Цель была недосягаемой. А мысль о том, чтобы сдаться раз и навсегда, – невыносимой.