Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Фламм почесал нос: в его мозгу сложилась неожиданная мозаика. Эта женщина захотела поздравить мужа. Потому отвергла близость. Любит своего этого, как его… Такие деньги платит. Стой! Неувязка. А он не будет против растраты семейного богатства?

– Это не твои заботы, – досадливо осадила его матрона. – Нужно только, чтобы, когда народ начнет кричать: «Триумф! Триумф!» – ты вскинул меч и поддержал их.

Она прикрыла глаза и представила эту картину: отлично задумано, народ начнет требовать триумфа, Сенат – волноваться в пользу старого проконсула, Цыцера – против него. И обе стороны прибегать к ее семье – то есть к ней самой.

Власть даруется богами. В ее случае – богами нижнего мира. С тех пор как Папея, молоденькая и глупая, посетила ведьму в лавке, она многое узнала. Темные искусства тягучи, как мед земли. Ей отвечали духи тяжелого полета. Те, для которых воздух густ, как патока: даже взмахивая крыльями, они испытывают боль. Но с ними можно договориться – жертвенная кровь облегчает их страдания. Делает расторопными.

Почему ни с Цыцерой, ни с Фламомм женщина не прибегла к их помощи? Первый закон – все, что можно сделать без магии, делай сама. За каждый шаг придется платить. И не деньгами. Будь скупа. Скупыми станут и последствия.

Это не доморощенная магия для матрон! Теперь каждая хозяйка творит ритуал, прежде чем сходить на рынок, или проводить сына в армию. И не чтобы вернулся, а чтобы поскорее забрали, потому что при нем ей пятьдесят лет, а без него – тридцать с небольшим. Вот и вся наука.

Как Папею когда-то ругала мать, почтенная Сцилла Сабина Ливия за то, что дочка пошла к колдунье. «Не знаешь, как мужа привязать! Спросила бы. Все так делают». И безопасно, и надежно. В красное сладкое вино капай своей женской крови. Немного, а то почувствует. Одна рубиновая капля на амфору – даже и в белом незаметно. Запиши на восковой табличке, что при этом шептать.

Вышло как-то криво. Авл хотел все вокруг и ее в том числе. Минутами его слюнявая нежность – это после пары рабынь – доводила жену до исступления. Спасибо родной матери! Постаралась! Уж лучше к ведьме.

Сцилла Ливия отличилась и во второй раз. Когда у Папеи закончилась женственность, она явилась в дом зятя послушать жалобы на пробивающий пот и мигрени, похлопала дочку по плечу и изрекла: «Теперь о главном». Отсутствие женской крови у Папеи не означало конца. «У тебя две девочки». На удивленный и негодующий взгляд жены проконсула, только развела руками: «Надо же его привязать к порогу». А то ни подарков после триумфов, ни вообще явления под родной кров не жди.

«А разве отец…»

«Все так делают, – повторила Сцилла. – Его тянуло к твоей старшей сестре. Но и с тобой раз было, разве ты не помнишь?»

Честно говоря, Папея предпочитала думать, что ей приснилось – маленькая была… Слишком почитала отца.

«Так это не во сне…»

Мать взглядом заставила ее молчать.

«Разве он плохо позаботился о тебе? Неудачно выдал замуж? Ты недовольна?»

О, она была очень довольна! Особенно теперь, когда все узнала! Так вот почему старшая сестра Корнелия сторонится семьи?

«Имей в виду, – продолжала Сцилла, – он озвереет. Твоя кровь для него чужая, берет медленно, не сразу. А кровь дочерей наполовину его собственная. Глазом не успеешь моргнуть, как его понесет. Не остановишь. Он у тебя крупный, все на своем пути своротит…»

Да не собиралась она! Какое нечестье! Ничего подобного самой и в голову бы не пришло… до тех пор, пока Мартелл не завел для своей шлюхи – гетеры Лии Кальпурнии – виллу на берегу Тиброны и почти не переехал туда. Нет, домой возвращался, но все реже и реже.

Надо его привязать к порогу, вспоминала Папея слова матери. Противилась, сомневалась. Потом села, обратилась к духам предков и приняла решение.

Капли женской крови Целлы растворились в вине. Вечером отец сел ужинать. Девушка накрывала на стол. На рабынь даже не взглянул, а вот 15-летнюю дочку смутил попыткой приобнять за талию. Тяжело задышал, потом встал. Папея действительно глазом не успела моргнуть, как Авл понесся за их старшей через атриум, сметая на своем пути кадки с ранней рассадой.

Перепуганная Целла захлопнулась в своей комнате. Не соображая, что делает, Авл ломился в дверь, умолял пустить, сулил сокровища, говорил непристойные, нежные слова. А сам налегал на доски. В нем бесновался лар, словно обретший невиданную силу.

Хвала богам, просветление мелькнуло в голове, как белая молния. Проконсул в ужасе отпрянул от двери. Побежал к фонтану. Сунул в него голову, нет, весь сел, с туникой и сандалиями. Орал дурным голосом. Еле добрался до конюшни. Велел рабам прикрутить его за руки к деннику и поливать холодной водой. А если не уймется, бить вожжами.

От холода и боли опомнился. Проклял себя. Во всем привычно обвинил лара. И первый раз в жизни вступил с ним в переговоры. «Не смей трогать моих дочерей». – «А то что? Я управляю твоим телом». – «Я заколю себя мечом. И никакого тела у тебя не будет». Не пустая угроза. Лар знал, что Мартелл на это способен. Он рассматривает себя как колодец, тюрьму, в которой даймон скрыт и погребен. Не может причинить другим особого вреда. Если стены тюрьмы рухнули, а воли Авла осталось еще хоть на один вздох, он лучше убьет себя и оставит лара запертым в мертвой плоти.

Злодею пришлось уняться. Но с этого дня лар стал искать, в кого бы ему перейти. Нужен носитель послабее, тот, кто стазу подчинится влиянию подселенца.

Нечего и говорить, что Целла теперь обходила отца и всячески старалась не показываться ему на глаза. Но намек Папеи проконсул понял – будь дома, и с тобой ничего не случится. С некоторых пор он начал ее подозревать в темных искусствах. И даже в сговоре с его ларом. Но ничего не мог поделать.

Сама же Папея, хоть и натерпелась страху, но осталась довольна: визиты мужа в домик на берегу Тиброны почти прекратились. Пусть, как прежде, имеет рабынь под родным кровом.

Теперь ее беспокоила нечаянная девка Юния Терция, встреченная мужем неизвестно где. «Горлица, говорите», – шептала она, спускаясь по ступеням в подвальный этаж, где располагался кулумбарий – место родового упокоения. На полках вдоль стен стояли золотые урны с прахом. Сосуды были закрыты от глаз белыми восковыми масками покойных.

Все необходимое для ритуала Папея взяла с собой. И воск, и блюдо с углем, и «кумские» свитки. Посещая Помпона, она невзначай выманила подарок родителей Юнии времен сватовства. Маленькое серебряное колечко девицы – ей самой только на мизинец, а сенатору на первую фалангу мизинца – но тогда, по поверью, следовало носить, чтобы невеста не охладела. Папея сочинила, что зеленый камешек в глазу у змейки несказанно подходит к ее изумрудной накидке. Отдай! Помпон подчинился без задней мысли. Главное – все делать открыто!