Михаил Кормин - Красная река, зеленый дракон [litres]

– А почему он без головы-то?

– Там долгая история, Лиза. Правда, долгая.

Оказалось, что Федотова переехала в Карташевскую несколько лет назад не просто так. Ее дальние родственники были последними савакотами, финнами, которых еще при шведах переселяли в места под Гатчиной с Карельского перешейка, из провинции Саво. Вместо тех финнов, что бежали от шведов в Новгород. Себя к савакотам Федотова не причисляла, но помнила о том, что когда-то в прошлом ее родня была частью того, исчезнувшего, народа.

– Ну, конечно у нас в Гатчине и финны-инкери есть, и ижора там, прочее. Но вот таких, чтобы как я – не осталось уже, на самом деле. Мать из финнов, а отец из води был, с Усть-Луги. Вот и что скажешь теперь, кто я? Последняя, говорю, зато видишь какую силу дали, как будто как раз, чтобы род завершить. Моим никому это не интересно. Дети выросли, кто в Питер вообще уехал, кто куда. Я осталась. И почувствовала, что нужно как-то развивать, знаешь.

– А что развивать-то?

– Ну, дар этот. Книжки читать начала.

– Ну, а сюда-то зачем приехали? Вам что, в Гатчине развиваться было сложнее?

– Не угадаешь, откуда что придет, опять же, кое-что бабка говорила в свое время. Теперь оказалась. Позвали. Тут и цыгане эти, и Бадмаев, Петр Александрович. И дом, собственно, из-за которого все и началось. Слышала ж про, Бадмаева же знаешь?

– Нет.

– Ему дача раньше принадлежала одна в поселке. Сейчас другие перекупили, конечно. Зеленая, на Железнодорожной. Сразу на повороте, как идти от станции. Тут рядом совсем. С витой такой оградой, на два хозяина вроде бы. Он раньше какого-то профессора была, еще до войны. Ну, профессор умер, а дачу купил Бадмаев. Хотя говорят что родственники его, но это официально. А так его инициатива, скажем так. Он ведь и раньше сюда наведывался, еще в самом конце позапрошлого века. Петр Александрович, на свое 150 лет, приобрел, к юбилею… Хотя ему тогда может и больше уже было. Тот, который еще Распутина лечил, помнишь же? Ты чего. Ну, читала же по него что-то?

– Нет, не знаю, не помню. Не читала вообще ничего этого. Что голову морочите какими-то стариками, Бадмаевым каким-то, про дачу рассказываете, зеленую. Я ж спрашиваю, что тут творится вообще.

– Лиз, ты хоть в Интернете тогда посмотри. Потом спрашивать начинай. Вот как посмотришь, так и поговорим, а раз я сказала, что дело есть – значит дело есть, и все.

В таких разговорах с Федотовой и проходили теперь вечера Лизы. Трудно было не поверить в то, что бывавшая жительница Гатчины рассказывала правду. Способность заставить кота летать не являлась единственным талантом из тех, которыми обладала Мария Павловна. Федотова действительно собирала лечебные травы, как и подозревали в поселке, и могла лечить людей. Если те этого на самом деле хотели. Особенно Федотова гордилась тем, что нашла за прудом, в самом начале леса, целое поле какого-то ужасно редкого в округе пальчатокренника. И рассказала Лизе, в один из вечеров, убрав звук на телевизоре, что иногда из леса к ней приходят черные люди, «как лешие, Лизонька», и что-то ей говорят. Как будто зовут с собой. Но Федотова каждый раз отказывается идти с ними. Лиза задавала редкие вопросы, думая о том, что старушка, несмотря на трюк с летающим котом и знание названий двух десятков растений из местного леса могла все-таки сойти с ума – одно другому совсем не мешало. То, что Федотова решила сделать ее своей ученицей, объявив об этом в одно субботнее утро, Лизу ничуть не смутило. В конце концов, она готова была проводить время в компании полоумной дачницы с большей охотой, чем в доме тетки. Где все напоминало о страшном событии той ужасной осенней ночи.

– Лизка, я вот верю в судьбу. Человек я немолодой. Столько, сколько Петр Александрович не проживу точно. А передавать все это кому-то придется, так или иначе. Ты если здесь, и стала частью, как говорится, всего происходящего – значит, тебе это и придется как-то перенять, что ли. Уж как, не знаю. Смотри, учись. Принципы понимай, суть, а не вот внешнее, и тогда будет толк и польза. Судьба твоя значит такая, а моя, помимо всего прочего, передать тебе. И точка.

Тянулись осенние дни. Федотова, показывавшая вечерами Лизе полеты кота, по-прежнему никак не реагировавшего на действия своей хозяйки, иногда ездила Гатчину, к детям или старым подругам. Возвращалась в поселок через день или два, ругая контролеров электрички. Лиза ходила на работу в магазин «Светлячок». Иногда Мария Павловна пыталась научить ее каким-то словам, которые якобы должны были помочь облегчить зубную боль или заставить огурцы прорастать быстрее. А закончив свои уроки, опять заводила разговоры про Матвеевским дом.

В деревне уже исчезло несколько велосипедов, прямо из сараев или с улицы, где они стояли под навесами. Федотова была уверена, что это проделки безголового мертвеца. Ясное дело, не просто мертвеца, а того курьера, что пропал в поселке. Все замыкалось на старом доме, там была настоящая причина происходящего. Федотова даже знала, что это за причина. Причиной были неупокоенные души, обитавшие там.

– Мария Павловна, хорошо, пусть там нечисть в доме. Велосипеды-то нечисти зачем?

– Кто ее, нечисть, знает. Они всегда какую-то ерунду делают. Шум наводят. Вот, в этот раз велосипеды забирают. Раньше, говорят, коров воровали. И людей. Теперь велики. Им нужно чтобы страх был. Чем больше страха – тем они сильнее. А отчего страх идет, не важно. Ты главное помни, что в церковь теперь ходи. Хотя б по праздникам. Помолись, как умеешь, если чувствуешь что.

– А что я чувствовать теперь должна?

– Да откуда ж я знаю, ну – там, беспокойство какое-то. Что-то должно быть, а иначе как?

Несмотря на всю тягу к рунам и заговорам, на полном серьезе рассуждая о бессмертном старике с Железнодорожной и бесах из леса, Федотова была на удивление набожной.

В один из дней, ближе к двум часам, когда и Мария Павловна, и Лиза (в магазине выключили электричество, ветер оборвал какой-то провод на улице, Мурат разрешил не приходить до завтра), мимо дома Федотовой на полной скорости пронесся оранжевый «Запорожец», в котором сидели цыгане. Машина, мчавшаяся по улице, была хорошо видна из окна кухни.

– О, Лизонька, смотри, начинается. Скоро гости будут у нас с тобой.

– Какие гости? Вы тут с цыганами общаетесь?

– Нет, нет, что ты, эти вот алхимики – это Бадмаевские ребята. Нет, гости не они будут. Но тоже, от него. Скоро совсем, если нормально пойдет, увидишь. За этим, собственно, я сюда и переехала.

После этих слов Федотовой не было в Карташевской целых четыре дня. Она снова уехала в Гатчину. А вечером, когда Мария Павловна вернулась, и на улице стемнело, Лиза услышала громкий стук на пороге. Этот стук испугал ее, напомнив про то, что безголовый мертвец все еще ходит по поселку. Федотова, ничуть не смутившись, пошла открывать дверь: