Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

Когда меня оттащили от Лумы, бабушка Персефона взяла ее как младенца, и принялась укачивать, успокаивая. А дедушка Миклош, вспомнилось мне, подхватил меня за подмышки и поднял вверх. Казалось, он мною почти гордится.

– Девочка моя, – сказал он негромко, – твое время придет. Она старше тебя. Однажды ты тоже превратишься в волка. Я это чувствую. Ты так же сильна, как мой первенец.

Он поставил меня на ноги и похлопал по спине.

– Не кусай сестру, – сказал он. – Вам повезло, что вы есть друг у друга. У себя на родине я был такой один.

И вдруг мое воспоминание мигом превратилось в чужое. Я смотрела на себя и дедушку Миклоша словно издалека. Руками я обнимала что-то. Опустив взгляд, я увидела Луму: она смотрела на меня снизу вверх, рука ее была перевязана платком, сквозь который проступала кровь. Я снова подняла голову и посмотрела на мужа, который трепал волосы Элеанор…

Я встряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. И тут же стала снова собой, морок развеялся. Я стояла в одиночестве в портретном зале. Я что, как-то умудрилась задремать стоя? Это все напоминало те мои странные сны, вот только никогда прежде они не приходили ко мне днем. Я опасливо огляделась. Земля под ногами казалась ненадежной, словно я в любой момент могу снова оказаться в прошлом. Обуреваемая беспокойством, я поспешила в оранжерею.

Внутри оранжереи было светло и жарко, с перекладин над моей головой доносился щебет птиц. Я вдохнула запах почвы, и это помогло мне очистить голову, сбежать от тревожных мыслей.

Бабушка Персефона осталась где-то в доме. Она пытается мне что-то сказать – в конце концов, это ведь она дала мне книгу. Лучше бы мне выяснить, чего она хочет, и поскорее. Я села в одно из потрепанных кресел, открыла книгу и принялась за дело.

На первых страницах было написано что-то мелким убористым почерком на языке, который я не смогла распознать. Я пролистала эти страницы, пока не нашла знакомый витиеватый почерк бабушки Персефоны, но слова по-прежнему были мне не знакомы. Может, это итальянский? Я всмотрелась в написанное. Что-то среднее между французским и латынью. Я с трудом пробиралась сквозь текст, понимая через слово. Что-то о сборе трав, о стирке. О больной матери. Я вспомнила женщину из моего сна, ее смрадное дыхание, ненависть в глазах. Как по мне, это было непохоже на болезнь. Но чему я удивляюсь? Персефона вечно лгала.

Я пролистала до страниц с загнутыми уголками и наконец увидела изображение дракондии: я сразу узнала этот длинный черный язык и кудрявые листочки. Рядом с рисунком перечислялись места ее произрастания. Каменистые склоны. Что-то о почве, в которой не задерживается вода. Сухая земля. Впервые в жизни я испытала благодарность за то, что меня годами заставляли зубрить латынь.

Я подошла к длинной грядке и посмотрела на корни растений. Почва была темной, влажной на ощупь, совсем не такой, какая нужна, если верить книге. Я их слишком залила; цветки опали со стеблей и валялись по всему полу, а листья желтели. Я ухаживала за ними как за орхидеями, а на самом деле они нуждались совсем в другом. Я чуть не рассмеялась. Я пыталась о них заботиться, а нужно было просто оставить их в покое. Надеюсь, еще не слишком поздно все исправить.

Я пробежалась по инструкции по приготовлению экстрактов дракондии: яд готовился из масла листьев после перегонки, а любовное зелье – из цветочного нектара. Кажется, ничего сложного, нужно только подождать, пока растения восстановятся. Поглощенная чтением, я, должно быть, не слышала, как открылась дверь. И подняла голову лишь тогда, когда раздался кашель.

Ко мне медленно шел дедушка: на двух ногах, одетый в пиджак от смокинга и брюки. Он сел за карточный столик в кресло напротив. Поначалу он молчал и только смотрел на меня. Его ладони лежали на коленях. У него был такой вид, будто он изо всех сил пытается держать себя в руках.

– Да? – сказала я.

– Я должен сказать тебе кое-что неприятное, дитя мое, – заговорил он. – Эта женщина, что приехала сюда, – она не та, кем кажется.

Я нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Она все-таки нашла меня, – сказал он. – Она хочет меня убить.

Я едва не рассмеялась. Убить дедушку Миклоша? Посмотрела бы я, как кто-то попытается это сделать.

– Нет, – отрезала я. – Дедушка, ты запутался. Это мамина мама. Она приехала к нам в гости.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Я ведь и приехал-то сюда из-за нее. Однажды она уже чуть меня не поймала. И вот она здесь, чтобы снова попытаться это сделать.

Дверь позади распахнулась, и с порога мне радостно помахала grand-mère . Не оборачиваясь, дедушка зарычал.

– О, простите, – сказала grand-mère . – Элеанор, найди меня, когда будет время. Прошу прощения, Миклош.

Она ушла, но дедушкин рык не прекратился. Я уже начинала опасаться, что он бросится на меня, как тогда, в ночь похорон бабушки Персефоны.

– Дедушка, – сказала я. – Дедушка! Прекрати . – Должно быть, получилось достаточно внушительно, потому что он перестал рычать. Только посмотрел на меня и тихонько всхлипнул.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Ты должна позволить мне прогнать ее.

– Знаю, ты расстроен, – сказала я. – И знаю, что ты скучаешь по бабушке Персефоне, оттого все кажется странным. Но grand-mère приехала помочь. Прошу, отстань от нее.

Он недоуменно покачал головой.

– Пожалуйста, не проси меня об этом, – сказал он.

– Говорю тебе, – настаивала я. – Не вздумай мне все испортить .

Он встал и вышел. Несколько минут спустя в лесу опять раздался вой, потом кухонная дверь с грохотом распахнулась – и Рис побежал за дедушкой. По крайней мере, они есть друг у друга, подумала я. Должно быть, это прекрасно.

Что ж, я тоже больше не одинока. У меня есть grand-mère . Надо пойти поискать ее.

Я обнаружила ее на диванчике в гостиной, с блокнотом на коленях и стопкой каталогов, лежавших на журнальном столике. Когда я вошла, она расплылась в счастливой улыбке.

– Я начала планировать наш небольшой банкет, – сказала она. – Расскажи мне о Ханнафинах. Какие они?

– Не знаю, – сказала я. – Ты правда хочешь пригласить их на ужин? Миссис Ханнафин, она слегка… простовата.

– О, Ханнафины тут ни при чем, – отмахнулась она. – Для нас это возможность попрактиковаться в приеме гостей. Постепенно я хочу начать приглашать более влиятельных людей. Во Франции я была довольно известной устроительницей банкетов. Мои приемы посещали все, даже дальние родственники короля.

– Правда?

– Правда.

– И ты думаешь, мы можем устроить у нас что-то подобное? – спросила я.

– Разумеется! Такой дивный маленький городок и такой прекрасный большой дом с множеством спален. Мы могли бы обустроить для гостей несколько комнат из тех, что наверху. Это будет несложно. И начнем потихоньку вводить тебя в американское общество. Связи такого рода очень ценны для таких людей, как мы с тобой.