Ричард Лаймон - Дикарь [ЛП]

Ни на одной из кроватей его не было, и я решил, что он предоставил нас самим себе.

Я повернулся на другой бок, передернувшись и застонав от боли во всем теле, и увидел, что он действительно убрался, даже не потрудившись захлопнуть за собой дверь. На полу между нашими койками валялась ночная сорочка Труди и все было залито остатками жаркого — засохшая лужа подливы и куски мяса, картошки и овощей.

При виде всей этой еды у меня заурчало в животе.

Я слез с кровати. Колени немилосердно болели. Свежий воздух студил меня, но было гораздо теплее, чем прошлой ночью. Я подобрал кусочки мяса, картошки и моркови и запихал их в рот. Они были холодные. Вкус был вполне ничего, хотя мне и пришлось изрядно поработать челюстями, прежде чем я смог их проглотить.

Съев несколько пригоршней, я вспомнил о Труди. Она не успела съесть много, прежде чем я набросился на Уиттла, и я подумал, что она голодна не меньше моего.

Я сгреб с пола немного пищи и потащился к ней.

Она выглядела так безмятежно, что мне очень не хотелось ее будить. Тем не менее, ей необходимо поесть, а такого шанса может больше и не представиться.

— Труди, — прошептал я, наклонившись к ней. — Труди, проснись.

Веки ее сжались плотнее, так, словно просыпаться ей категорически не хотелось. Затем ее лицо сморщилось, и она тихонько захныкала.

— Уиттла здесь нет, — сказал я.

Она открыла глаза и уставилась на меня.

— Ты, наверное, хочешь покушать, — продолжал я, поднимая сложенные ладони так, чтобы она могла видеть пищу.

Она взглянула на нее, но не пошевелилась.

— Я приберег это для тебя.

— Где он? — проговорила она тихим, скрипучим голосом.

— Надеюсь, что он отправился к дьяволу, но сдается мне, что всего лишь в соседнюю каюту. Ты развязана?

Она слабо кивнула.

— Значит, можешь усесться и поесть.

— Отвяжись. Оставь меня в покое.

Да, она снова стала самой собой, снова раздавала приказания. Только теперь за ними не слышалось прежней бравады.

Одной рукой я взял кусочек мяса и поднес к ее губам. Она сомкнула рот и помотала головой. Я повозил мясом по ее губам.

— Прекрати.

Это прозвучало так жалобно, что я отступился. Но затем она высунула язык, чтобы облизать губы, и должно быть, вкус ей понравился. Она открыла рот, и я положил туда мясо. Она долго и усердно жевала его, делая страшное лицо в попытке проглотить.

— Если хочешь еще, тебе лучше сесть, — сказал я.

Она перевернулась на бок и приподнялась на локте, а другой рукой придерживала одеяло, прикрывая грудь. Вид у нее был весьма плачевный. Плечи и неприкрытая часть груди были гладкими и сливочно-белыми, однако ремень Уиттла оставил на них лиловые, почти черные синяки, рубцы и полосы с потеками засохшей крови. Шея у нее была нещадно ободрана петлей. Она покраснела и сочилась кровью. Колени мои выглядели примерно также, совсем как прошлым летом, когда в погоне за Типпером Биксли по Мэрлибон-Хай-Стрит я навернулся и жестоко разодрал их. Они потом покрылись коркой, которая сошла только к началу учебного года.

Запястья Труди тоже были натерты и в синяках, хоть и не так сильно, как шея.

Я хорошенько рассмотрел ее, пока засовывал пищу ей в рот. Я и сам-то не был как огурчик, но от того, что случилось с Труди у меня защемило сердце. Мне было жаль ее. Но больше всего меня терзало чувство вины, словно все это сделал именно я — сам подвесил ее и сам порол ее ремнем.

— Я больше не позволю ему мучить тебя, — произнес я.

Она сглотнула и посмотрела мне в глаза. На ее лице я видел лишь усталость и боль. Она не произнесла ни слова, не распоряжалась, не бранила меня.

Это было просто ужасно.

Уиттл не убил Труди, но точно лишил ее силы духа.

Проглотив последний кусок вчерашнего жаркого, она легла на спину, натянула одеяло до подбородка и уставилась в потолок.

— Все будет хорошо, — пообещал я ей.

Я знал, что это ложь. И она, без сомнения, тоже знала. Однако она ничего не ответила, так и продолжала лежать, вперившись в потолок.

Вернувшись на свою койку, я облизал соус с рук. Затем потратил некоторое время, облизывая запястья, ободранные не хуже, чем у Труди.

Я немного поразмыслил над новой попыткой одолеть Уиттла, но вспомнил, что он сотворил с Труди после моего последнего нападения.

Если я накинусь на него и снова не добьюсь успеха, отвечать придется ей.

Я решил бросить эту затею и вести себя тише воды, ниже травы.

Думаю, я потерял не меньше силы духа, чем Труди.

Глава 10

К НАМ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ ПАТРИК

Вскоре явился Уиттл с охапкой одежды в руках. Дверь он оставил открытой.

— День добрый, друзья мои, — провозгласил он с завидной бодростью. — Не сомневаюсь, что вы превосходно выспались.

С этими словами он стал разбирать принесенную кучу, швыряя одежду и обувь к нам на койки.

— Какое-то время вы будете свободны, как птицы, — сообщил он. — Мы причалили в Плимуте, и я послал Майкла на берег за всем необходимым.

Он стоял спиной к двери, наблюдая, как мы одеваемся. Он принес плотные свитера для каждого из нас, брюки персонально для меня, панталоны и юбку для Труди, а также чулки и туфли. Одежда оказалась мне велика. Я решил, что она принадлежала либо Майклу, либо покойному отцу Труди, и надеялся, что все-таки Майклу. Мысль о том, чтобы носить брюки покойника пришлась мне совсем не по нраву. Почему Уиттл не вернул мне мои собственные брюки, которые были бы как раз впору, не знаю. Я решил не искушать судьбу, задавая этот вопрос.

Он смотрел, как я затягиваю ремень:

— Если надумаешь задушить меня вот этим, позволь напомнить, чем закончилась твоя предыдущая затея.

— Не беспокойся, — сказал я. — Больше не нападу.

— Не говоря уж о тебе, Труди это дорого обойдется. — Он выразительно похлопал по рукояти ножа, висевшего на бедре.

Труди смогла одеться самостоятельно, но осталась сидеть на койке, даже когда Уиттл велел ей встать. Он поднял ее сам. Она прихрамывала и постанывала, когда он провел ее мимо меня. Я вышел из каюты вслед за ними.

Пропустив ее в гальюн, он запер дверь, и мы с ним остались ждать в узком коридорчике. Я заметил, что он сменил повязку. Новая была белой и свежей, без просочившейся и засохшей крови.

— Я так понимаю, ты уже достаточно большой, чтобы увлечься Труди, — сказал он.

— Я просто не хочу видеть ее страданий, вот и все.

— Какой галантный юноша. Я впечатлен тем, как ты старался спасти ее от повешения прошлой ночью.

— Мог бы и помочь.

— Оно конечно, но уж больно забавно было за этим наблюдать.

— Мы могли погибнуть.

Он засмеялся и похлопал меня по плечу.

— Ни в коем случае, мальчик мой. Никто не умрет, пока я капитан «Истинной Д. Лайт».

Труди наконец вышла и настала моя очередь. Я оглядел себя в зеркале над умывальником. Видок у меня был, конечно, ужасный, все лицо распухло, потемнело от синяков и было покрыто запекшейся кровью. Я смыл кровь и присел по-большому. Этой возможности я был лишен с того момента, как покинул Уайтчепел. Две ночи назад? Три? Сидя здесь, я сообразил, что совершенно не представляю, сколько времени провел на борту яхты. Двое суток — это как минимум, но еще какое-то время я мог провести во сне или без сознания. Несмотря на то, что ел я очень мало и все это время ничего не пил, посещение туалета оказалось весьма продуктивным.