Ричард Лаймон - Дикарь [ЛП]

Мне кажется, что каждое приключение — одновременно чье-то несчастье.

Какое-то время никаких особенных приключений с нами не происходило, так что я быстро пробегусь по нашей поездке и постараюсь перейти к более насыщенной части.

Пересев с поезда на поезд на Центральном вокзале, мы отправились в пульмановском[1] вагоне на запад по направлению к Чикаго. Поездка была просто роскошной. Мы проводили время в разговорах и знакомствах с милыми, дружелюбными людьми. Мы вкушали превосходные яства в вагоне-ресторане и спали на полках с занавесками. При любой возможности я разглядывал происходящее за окном.

Мы проносились мимо лесов, городов и гор, пересекали мосты над бездонными каньонами, при виде которых меня бросало в пот, так что я не раз зарекался ездить по железной дороге, мчались долинами, проскакивая деревни и фермерские угодья.

Ночи были бесподобны. Немало часов провел я на своей койке, прячась в темноте за плотной шторой, созерцая залитые лунным светом пейзажи и фантазируя о жизни невидимых мне обитателей домов и ферм, скрывавшихся за их ярко освещенными окнами. Я просто лежал, наблюдая картины, пролетавшие за окном под перестук колес, а поезд мягко покачивался, издавая иногда долгий и мрачный гудок.

Вокруг царило невероятное спокойствие, вызывавшее во мне, как ни странно, ощущение неизъяснимой тоски. Как будто я скучал по чему-то, самому мне не ведомому.

Дело было не в Саре, это я знал точно. Она заняла нижнюю койку, прямо подо мной. Вечером я немного выждал, а затем высунул голову из-за шторы. Убедившись, что горизонт чист, я слез вниз, к ней. Мы занялись любовью, однако пришлось делать все по-тихому, поскольку для других пассажиров я был ее слугой. Они бы слегка ошалели, увидев, как я пробираюсь к ней.

Нас так и не застукали. Спустя немного времени я поцеловал ее на ночь и забрался обратно на свое место, где и лежал без сна, глазея в окно, погруженный в странные думы.

В Чикаго мы прибыли очень быстро. Проведя ночь в хорошем отеле на берегу озера Мичиган, с утра мы приехали на вокзал и сели на поезд, который должен был доставить нас на юг, в Сент-Луис.

Оставив Чикаго позади, мы двинулись через самые плоские равнины на Земле. Не считая кучки маленьких городков, уставленных невообразимым числом элеваторов, на протяжении многих миль вокруг не было ничего, кроме бескрайних полей, тянувшихся насколько хватало глаз. Иной раз вдалеке мелькал дом фермера, сарай или силосная башня, но и только.

Наконец мы подъехали к Миссисипи. У меня захватило дух. Это же была Миссисипи! Река Марка Твена! Мы приближались и наконец оказались над ней, на мосту. Никогда в жизни не я видел ничего подобного. Невозможно было поверить, что я нахожусь здесь и сверху вниз гляжу на ту самую реку, где служил лоцманом на пароходе Марк Твен, реку, по которой сплавлялись Том Сойер, Гек Финн и негр Джим. Пароходов с гребными колесами я не видел, но вообще кораблей было множество, и я даже заметил двух ребятишек, удивших рыбу с каноэ. Мне отчаянно захотелось оказаться там, внизу, вместе с ними.

Возможно, когда-нибудь я смогу вернуться сюда, сказал я себе.

В тот момент я осознал, откуда взялось это странное чувство опустошенности. Дело было в том, что, проносясь по рельсам, я видел множество мест, которые хотел изучить, множество людей, с которыми мне не суждено познакомиться. Видел — и проносился мимо, оставляя их позади.

Ничего не поделаешь. Ничего, если я хочу достичь Тумстоуна и выследить Уиттла.

Ночь мы провели в Сент-Луисе, и Сара привела меня в ресторан на берегу Миссисипи. Перед тем, как вернуться в отель, мы побродили вдоль реки. Мы разглядывали скользящие по воде лодки, освещенные огнями, слышали голоса и смех, разносящиеся над рекой, а иногда до нас доносился стон пароходного гудка. Это было грандиозно. Я с удовольствием гулял бы так целую вечность, но ветер стал крепчать и вскоре превратился в настоящую бурю, река разбушевалась, на нас обрушился проливной дождь, молнии разрезали небо, и от их грохота закладывало уши. Промокшие до нитки, мы поспешили вернуться в отель.

На утро небо вновь стало чистым. Мы сели на поезд, направляющийся в Денвер через Миссури и Канзас.

В течение многих дней и ночей мы двигались на запад сквозь обширные равнины. За окнами я видел громадные стада. И ковбоев. Увидев первого ковбоя, скакавшего на лошади по пыльной тропе, тянущейся вдоль путей, я понял, что мы достигли Дикого Запада. Эта мысль поистине обрадовала меня. Но при этом я испытал и легкий испуг, вспомнив, что с каждой минутой мы приближаемся к Уиттлу.

Впрочем, до Тумстоуна нам предстоял неблизкий путь. Мы еще даже не достигли Денвера, а оттуда нам предстояло несколько дней ехать на юг, в Эль-Пасо. Это мы окажемся только в Техасе, и еще нужно будет двигаться дальше на запад, чтобы попасть на Территорию Аризоны и добраться до Тумстоуна.

Даже если Уиттл по-прежнему там, в чем я сильно сомневался, мы не окажемся вблизи от него еще примерно неделю после отъезда из Денвера. Поэтому я решил успокоиться и не думать о нем, а просто наслаждаться чудесной поездкой по американскому Западу.

Я видел множество ковбоев, внимательно выглядывал их, они никогда мне не надоедали. Время от времени я ловил себя на мечте о том, чтобы наш поезд остановил и ограбил кто-нибудь вроде Джесси Джеймса[2]. Он получил пулю в спину от негодяя по имени Боб Форд шесть или семь лет назад, и я понимал, что вариантов посостязаться в скорости с бандой Джесси у нас маловато. Но я знал, что здесь есть и другие преступники, могущие на нас напасть, и мне представлялось весьма захватывающим достать револьвер генерала из саквояжа и устроить с ними небольшую перестрелку.

Пока я разглядывал ковбоев и ожидал ограбления, мне на глаза попался первый в жизни индеец. Он сидел верхом на коне и выглядел весьма устрашающе; в головной убор воткнуты перья, лицо размалевано красным; одет он был в голубую армейскую куртку и кожаные штаны. Мое сердце замерло от страха, когда я вспомнил все, что прочел о дикарях, и все, что слышал о них от генерала и Сары. Я был готов выхватить револьвер. Но у индейца, насколько я видел, оружия при себе не было, к тому же поезд мчался так быстро, что он пропал с глаз буквально через две секунды.

В дальнейшем я видел немало индейцев, но ни один не напугал меня так сильно, как первый. Это были и древние старики, и женщины, и дети. В основном они являли собой весьма удручающее зрелище. Трудно было вообразить подобных созданий на тропе войны, уничтожающими поселенцев, снимающими скальпы и пытающими пленников.

Индейские войны остались позади. Краснокожие были разбиты. По крайней мере, в этом меня заверял генерал. Он был не совсем прав, как я обнаружил позднее, но на тот момент подобные вопросы меня не занимали.