Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Билли из последних сил сжал прутья решетки, когда внезапно его осенила догадка: все ребята, окруженные черной аурой, стояли рядом или вблизи костра. Черные щупальца цеплялись именно за них.

В центре костра пульсировало красное сияние. Под аплодисменты и вздохи стул свалился в пламя.

— ОТОЙДИТЕ ОТ ОГНЯ! — крикнул Билли.

Но в следующую секунду костер распух, словно что-то выросло в его середине, и оглушительные выстрелы сразу остановили смех. Из центра костра вырвались три разноцветных вихря, которые ударили в разные стороны.

«Римские свечи, — подумал Билли. — Как римские свечи могли оказаться внутри костра?..»

В этот момент раздался чудовищный грохот, и гора пылающих бревен взорвалась изнутри. Билли успел увидеть острые щепки, летящие, как ножи, прежде чем ударная волна отбросила его на спину. Земля вздрагивала снова и снова; воздух наполнился свистом и криками людей.

Билли сел. В голове звенело, кожу на лице стянуло от жара. Он едва осознавал, что все руки у него в крови. Вдоль изгороди валялись щепки, которые могли зарезать его не хуже, чем нож мясника. Римские свечи летали по всему полю, высоко в воздухе распустился золотой цветок искр, а из центра разваливающегося костра зигзагом вылетали красные, синие и зеленые ракеты. Люди бежали, кричали, катались по земле. Те, кого охватил огонь, теперь танцевали новый, ужасный танец. Другие медленно шли, как слепые. Билли поднялся на ноги; сверху падал дождь из тлеющих углей, а в воздухе стоял запах черного пороха. Билли увидел мальчика, ползущего прочь от взрывающегося костра, и побежал на помощь. Он схватил ребенка за почерневшую рубашку и оттащил его в сторону — подальше от взрывов. Какая-то девушка вновь и вновь звала маму. Но когда Билли схватил ее за руку, чтобы оттащить от огня, кожа с руки слезла, как перчатка; несчастная застонала и потеряла сознание.

Над ухом у Билли просвистела зеленая молния; он увернулся, но волосы у него на макушке начали тлеть. В небе взорвалась красная звезда, осветив все поле кровавым светом. На крыше школы душераздирающе взвыла сирена противовоздушной обороны, прорезая ночь, как тревожный набат.

Билли дернул за воротник парня в рубашке, разорванной на боку, и закричал:

— Я ГОВОРИЛ ВАМ! Я ХОТЕЛ ВАС ПРЕДУПРЕДИТЬ!

Лицо пария было белее бумаги, и он пошел мимо, словно никого не видел перед собой. Билли лихорадочно оглянулся и увидел Джун Кларк, скорчившуюся на земле в позе эмбриона, Майка Блейлока, лежащего на спине с пронзенной обломком дерева правой рукой, Энни Огден, стоящую на коленях и словно молящуюся костру. Перекрывая крики, послышался вой сирен, приближающийся со стороны Файета. Колени Билли подогнулись, и он сел на черную землю, хотя фейерверк еще продолжался.

Кто-то вышел из окружающего тумана и остановился, глядя на него сверху вниз. Это был мистер Китченс, из ушей которого текла кровь. За его спиной что-то взорвалось, выбросив в небо белый сноп искр. Лицо преподавателя дергалось, как будто он никак не мог открыть рот. Наконец он проговорил хриплым, страшным шепотом:

—Ты!..

Крикморы нашли своего сына сидящим на полу в переполненной приемной файетского окружного госпиталя. Они услышали вой сирен, и Рамона почувствовала, что произошла трагедия.

На распухшем от жара лице Билли не было бровей. На плечи юноши кто-то накинул тонкое одеяло. Забинтованные руки покоились на коленях. Ослепительный верхний свет отражался от его покрытого вазелином лица. Глаза Билли были закрыты, и казалось, он спит, отключив себя от шума и напряжения одной только силой воли.

Джон стоял позади жены, и от взглядов остальных родителей по его спине пробегали мурашки. В школе кто-то сказал им, что Билли погиб и его тело уже увезли в больницу. Однако Рамона отвергла это утверждение, сказав, что, если бы ее сын умер, она бы сразу же об этом узнала.

— Билли, — позвала Рамона дрожащим голосом.

Юноша, превозмогая боль, приоткрыл глаза. Он с трудом мог видеть сквозь щелку опухших век. Доктор сказал, что в его лице застряло примерно сорок заноз, но ему следует подождать, пока окажут помощь обгоревшим.

Рамона осторожно обняла сына, положив голову ему на плечо.

— Я в порядке, мама, — проговорил Билли распухшими губами. — О Боже... это было ужасно...

Лицо Джона посерело, когда он увидел множество тел, накрытых одеялами, каталки с обожженными подростками и родителей, кричащих, всхлипывающих и вцепившихся друг в друга. Ночь то и дело вспарывала очередная сирена, а в помещении госпиталя, словно коричневый туман, плыл запах горелого мяса.

— Твои руки, — сказал он Билли. — Что с ними случилось?

— Потерял несколько кусочков шкуры, и все.

— Боже мой, мальчик! — Лицо Джона сморщилось, и он схватился руками за стену, чтобы не упасть. — Боже милостивый, Боже милостивый, я никогда не видел ничего подобного!

— Что произошло, папа? Сначала это был костер, как костер. А затем что-то взорвалось.

— Я не знаю. Но все эти щепки... Они покалечили многих детей, разрезали их в клочья!

— Один мужчина сказал, что это сделал я, — произнес Билли безразличным тоном. — Он сказал, что я был пьян и подстроил так, чтобы костер взорвался.

— Это грязная ложь! — Глаза Джона вспыхнули. — Ты не имеешь к этому ни малейшего отношения!

— Он сказал, что во мне живет Смерть. Это правда?

— НЕТ! Кто тебе это сказал? Покажи его мне!

Билли покачал головой.

— Теперь это не имеет значения. Все закончилось. Я просто... хотел повеселиться. И не я один.

Джон схватил сына за плечо и почувствовал, как что-то похожее на ледяную корку сломалось у него в груди. Взгляд Билли был странно темен и пуст, будто случившееся сожгло все предохранители в его мозгу.

— Все хорошо, — сказал Джон. — Слава Богу, ты остался жив.

— Папа, я был не прав, заявившись на праздник?

— Нет. Человек ходит туда, куда хочет, а иногда туда, куда не хочет. Я думаю, этой ночью ты ходил и так, и так.

Недалеко, в коридоре, кто-то взвыл то ли от боли, то ли от горя, и Джон вздрогнул.

Рамона вытерла глаза рукавом и осмотрела занозы на лице у Билли — некоторые находились в опасной близости от глаз. Потом она задала вопрос, хотя в ответе была почти уверена.

— Ты знал?

Он кивнул.

— Я хотел рассказать, я старался предупредить их, но я... я не знал, как это будет выглядеть. Мама, почему это произошло? Я мог бы все изменить, если бы действовал по-другому? — По его намазанным вазелином щекам текли слезы.

— Я не знаю, — ответила Рамона; обычный ответ на вопрос, мучивший ее всю жизнь.