Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Фальконер положил трубку.

— Что-нибудь случилось, Джи-Джи? — спросил Ходжес.

— Тоби, — тихо ответил Фальконер. — Моя собака. Ее сбил грузовик.

— Примите мои соболезнования, — произнес Форрест. — Хорошую собаку трудно...

Фальконер обернулся. Его губы были растянуты в торжествующей улыбке, а лицо приобрело свекольно-красный оттенок. Он сжал кулаки и воздел их к потолку.

— Джентльмены! — Его голос захлестывали эмоции. — Неисповедимы Пути Господни!

Июльским субботним утром Джон Крикмор выехал из дома. В воздухе еще веяло ночной прохладой, хотя солнце уже взошло и висело над холмами, как огромный оранжевый шар. Джон ехал на работу в магазин Ли Сейера, и из-под колес его старого «олдса» поднималась пыль, медленно плывущая по полю, на котором виднелись сухие коричневые стебли кукурузы.

Последний дождь был в июне. Джон знал, что наступает критический момент. Его кредит в продуктовом магазине почти истощился, а на прошлой неделе Сейер сказал, что, если дела не улучшатся — а это маловероятно, учитывая время года и ужасную жару, — ему придется отказаться от его услуг до осени. Как и большинство местных фермеров, Джон уже залез в неприкосновенный семейный запас. Сейчас самыми счастливыми существами в готорнской долине были, наверное, местные свиньи, которые пожрали большую часть кукурузы, и какой-то умелец из Бирмингема, скупавший по смехотворно низким ценам сухие кочерыжки от кукурузных початков, делал из них трубки и продавал в аптеках.

К счастью, в Файете скоро откроется ярмарка. Вышивки Рамоны всегда покупают охотно. Джон вспомнил женщину, купившую одну из работ Рамоны со словами «она выглядит так, будто сделана бабушкой Мозес». Джон понятия не имел, кто такая бабушка Мозес, однако понял, что это комплимент, поскольку женщина спокойно рассталась с пятью долларами.

Утреннее марево превратило Готорн в плывущий мираж, готовый вот-вот исчезнуть. Джон беспокойно заерзал на сиденье, проезжая мимо все еще никем не купленного и быстро разваливающегося дома Букеров. У дома была дурная репутация, и вряд ли кто-нибудь согласится поселиться здесь. Только оставив позади это обвитое лозами и сорняками строение, Джон позволил себе вспомнить тот ужасный апрельский день, когда он увидел учебники Билли, лежащие на ступеньках «дома убийства». До сих пор у мальчика иногда случаются кошмары, но он ничего не стал объяснять, а Джон решил не расспрашивать. В лице Билли что-то изменилось; его глаза стали беспокойными, и за ними угадывался какой-то секрет, которого Джон почему-то боялся. Больше чем когда-либо он жалел, что в Готорне нет настоящего священника, который смог бы разобраться в проблемах мальчика. Весь город остро нуждался в проповеднике: субботние ночи становились все более буйными, случайные ссоры часто перерастали в драки, а в Дасктауне как-то раз даже была перестрелка. Шериф Бромли работал не покладая рук, однако Готорн почти вышел из-под его контроля. Джон понимал, что городу как никогда необходим решительный и сильный слуга Божий.

Давным-давно он сам хотел стать священником, однако фермерские гены взяли верх, притянув его к земле.

Как-то раз, августовской ночью, во время палаточной проповеди, он наблюдал, как его отец в экстазе катался по опилкам, а люди вокруг странными голосами кричали «аллилуйя!»; на всю жизнь в память Джона врезался образ долговязого рыжего мужчины с отсутствующим взглядом на искаженном лице и вздувшимися на шее венами. Джон боялся вечерних сумерек, когда, как говорил отец, Божий Глаз, словно горящее солнце, рыщет по миру в поисках грешников, которые должны умереть этой ночью. Всем ясно, что Жизнь — это божий дар, а Смерть — вмешательство Сатаны в совершенный мир, созданный Господом. Когда человек умирает духовно, за этим неминуемо следует смерть физическая, и бездна Ада раскрывается, чтобы принять грешную душу.

Отец был хорошим семьянином, но с глазу на глаз говорил Джону, что все женщины, начиная с Евы, коварные и лживые создания, за исключением его матери, лучшей из женщин, когда-либо созданных Господом, и что он должен все время остерегаться их. Женщины поклоняются странным предметам, любят деньги и наряды и раз в месяц кровоточат, чтобы искупить Первородный Грех.

Но когда в двадцать лет на танцплощадке Джон Крикмор разглядывал шеренгу местных девушек, ожидающих приглашения к танцу, его сердцу как будто приделали крылья. Он заметил смуглую девушку, одетую в белое платье; в ее длинные рыжевато-коричневые волосы были вплетены белые цветы. Их глаза на мгновение встретились, а затем она отвернулась и вздрогнула, как игривый жеребенок. Джон смотрел, как она танцует с каким-то парнем, чьи башмаки ступают по ее ногам, как лошадиные копыта, но она только улыбалась и приподнимала подол платья, чтобы оно не запачкалось. Запах канифоли, распространявшийся от смычков скрипачей, смешивался с запахом табака, а от топанья ног танцующих с чердака сарая, словно конфетти, сыпалось сложенное там для просушки сено. Когда смуглая девушка и ее партнер оказались довольно близко от Джона Крикмора, он вклинился между ними, подхватил девушку и быстро повел ее в танце так, что мистеру Большое Лошадиное Копыто осталось только взмахнуть руками, чертыхнуться и пнуть ногой клок сена, поскольку соперник по комплекции превосходил его раза в два. Девушка робко улыбнулась, но в ее карих глазах вспыхнули золотые искорки, и когда танец закончился, Джон спросил, не могли бы они встретиться как-нибудь вечером.

Поначалу он ничего не знал о Ребекке Фейрмаунтейн, матери Рамоны. А позже отметал все рассказы о ней как глупые слухи. Он не послушался советов отца и женился на Рамоне, а потом стало слишком поздно, и Джон попеременно обращался то к луне, то к Библии. Конечно, его предупреждали. Даже Рамона несколько раз пыталась поговорить с ним, но он ничего не желал слушать. Джон цеплялся за Библию, за память об отце, который говорил, что порядочный мужчина никогда не уйдет от женщины и от Бога. И жизнь пошла своим чередом. С тех пор случилось два благословенных события: во-первых, родился Билли, а во-вторых Ребекка Фейрмаунтейн, оставшаяся после смерти мужа совсем одна, переехала в дом аж за пятьдесят миль от Готорна, поскольку тамошняя земля была богата глиной, необходимой ей для гончарных работ.

Какой-то тип, которого Джон никогда не видел, городской, насколько можно было судить по одежде, прибивал к телефонному столбу рядом с магазином Сейера красочный плакат. Джон притормозил и вытаращил глаза. На плакате был изображен мужчина, воздевший руки к небесам, надпись под изображением гласила: «ВЕЛИЧАЙШИЙ ЕВАНГЕЛИСТ ЮГА ДЖИММИ ДЖЕД ФАЛЬКОНЕР! ТОЛЬКО ОДНА НОЧЬ! ПРИХОДИТЕ И СТАНЕТЕ БЛИЖЕ К БОГУ!» Ниже была вторая надпись, набранная более мелким шрифтом: «ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЦЕЛИТЕЛЬСКОЙ СИЛЫ СВЫШЕ В ЛИЦЕ МАЛЕНЬКОГО УЭЙНА ФАЛЬКОНЕРА!»