Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Сердце Джона громко застучало. «Благодарение Господу!» — подумал он. Его молитвы услышаны. Он уже давно знал о Джимми Джеде Фальконере и его палаточных проповедях, спасших тысячи грешников; ему всегда хотелось попасть на них, однако каждый раз проповеди проходили слишком далеко от Готорна.

— Эй, мистер! — позвал он.

Незнакомец обернулся, его загорелое лицо ярко-красным пятном полыхнуло на фоне ослепительно белой рубашки.

— Когда и где будет выступать этот проповедник?

— Вечером, в среду, в семь часов, — ответил мужчина и ткнул молотком в направлении поля для софтбола, — вон там.

— Спасибо, — улыбнулся Джон. — Большое спасибо.

— Не за что. Придете? Приводите всю семью.

— Можете в этом не сомневаться! — Джон взмахнул рукой и поехал дальше. Его настроение поднялось от мысли о том, что он обязательно возьмет с собой Билли. Пусть мальчик послушает великого евангелиста, который, несомненно, вернет жителям Готорна почтительность к Господу.

В среду вечером, нарядившись в колючий темно-серый костюм, который был как минимум на размер меньше, чем нужно, Билли стоял на террасе. Запястья мальчика торчали из коротких рукавов, а галстук душил его, как удавка. Этим утром они с отцом ездили в парикмахерскую, и мистер Пил укоротил его шевелюру дюйма на два. Впереди волосы удерживались от порывов ветра слоем бриолина, но непослушный хохолок на затылке уже преодолел сопротивление жирной мази. Билли распространял вокруг себя сильный запах «Виталиса» — аромат, который он очень любил.

Несмотря на то что костюм стеснил все движения, Билли нетерпеливо ждал начала палаточной проповеди; он не понял, что представляет собой данное мероприятие, однако жители города уже несколько дней обсуждали это событие и то, кто что наденет и кто с кем сядет. Когда сегодня утром они с папой проезжали мимо поля для софтбола, Билли видел огромную палатку, которую устанавливали рабочие, и грузовик с опилками, передвигающийся по полю, как гигантский жук. Хрупкая с виду палатка заняла все поле для софтбола. Ее полог трепал пыльный бриз. От второго грузовика, на котором стояла лебедка, в палатку тянулись черные электрические провода. Билли хотелось остаться и понаблюдать за происходящим, поскольку он еще никогда не видел в Готорне такой активности, но отец слишком торопился домой. Проезжая мимо развалин дома убийства, они оба молча посмотрели на них, и Билли крепко зажмурил глаза.

В небе поднималась полная луна, а Билли зачарованно смотрел, как длинный луч света медленно описывает круги на поле для софтбола. Он услышал голоса родителей, доносящиеся из дома, и хотел уже испугаться, когда понял, что они не спорят; сегодня все будет прекрасно, потому что мама согласилась пойти вместе с ними на проповедь. Когда она поначалу отказывалась, стены дома содрогнулись от негодующих воплей Джона. Пререкания продолжались почти два дня. Они заключались в том, что Рамона холодно молчала, а Джон бегал вокруг нее, стараясь разозлить. «Но теперь, — думал Билли, — мы пойдем на проповедь все вместе, как дружная семья».

Через несколько минут Рамона и Джон вышли на террасу. Джон облачился в старый коричневый костюм и слегка желтоватую рубашку, на шее у него красовался черный бант. В руке он сжимал потрепанную Библию.

На Рамоне были темно-синее платье и белая шаль. Ее волосы свободно спадали по спине. Она согласилась пойти не из-за евангелиста и не из-за того, чтобы успокоить Джона, а потому, что слишком давно не выходила из дома; она хотела увидеть людей, хотя знала, что, увидев ее, люди вряд ли будут прыгать от радости.

Сегодня Рамона решила держать себя в руках. Если она увидит черную ауру, то отвернется, но скорей всего она ничего не увидит, и все будет великолепно.

— Готов, парень? — обратился Джон к сыну. — Тогда вперед!

Они сели в автомобиль и поехали прочь от дома. «Не хочу видеть это сегодня, — подумала Рамона, и ее ладони покрылись потом. — Нет, лучше не видеть это никогда...»

Легковые автомобили и грузовики заполнили все пространство вокруг огромной палатки, и длинная вереница автомобилей стояла в ожидании под длинным транспарантом, который гласил: «СЕГОДНЯ ПРОПОВЕДЬ! ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ!» Люди с фонариками указывали водителям место для стоянки, и Джон увидел, как подъехали полные людей школьные автобусы. Рядом с палаткой, отделенный от стоянки козлами для пилки дров, стоял блестящий серебристый трейлер. Воздух наполняли пыль и многочисленные голоса. Джон услышал, как поскрипывает транспарант, когда они проезжали под ним, чтобы вырулить на поле.

Человек с фонариком заглянул в кабину и улыбнулся.

— Добрый вечер, братья. Поворачивайте направо и следуйте вон за тем мужчиной, который укажет вам место парковки. — Он приподнял ведро, полное мелочи. — Четвертак за стоянку, пожалуйста.

— Четвертак? Но... это же общественное поле.

Человек потряс ведро, и монеты внутри зазвенели.

— Только не сегодня, парень.

Джон покопался в карманах и извлек пятнадцатицентовую монету. Рамона открыла кошелек, нашла десятицентовик и отдала его мужу. Место для стоянки нашлось в дальнем конце поля между двумя школьными автобусами, и пока они прошли пятьдесят ярдов до входа в палатку, их тщательно выглаженная одежда покрылась слоем пыли. Когда они переступили полог палатки, Джон взял Билли за руку.

Внутри палатки собралось столько людей, сколько Джон еще ни разу не видел, и народ все прибывал и прибывал, быстро заполняя деревянные раскладные стулья, установленные вокруг большой возвышающейся платформы. От висящих под высоким потолком ламп, закрытых плафонами, струился золотистый свет. Возбужденный, но сдержанный гул голосов перекрывался звуками церковного органа, исполнявшего «Старый тяжкий крест». Музыка разносилась из двух мощных динамиков, расположенных по обеим сторонам платформы. Над платформой висели американский флаг и звезды Конфедерации, причем «Старая Слава» выше, чем его соперник. К Крикморам подошел швейцар в белом сюртуке и галстуке-бабочке, чтобы помочь им найти свободные места, и Джон попросил его устроить их как можно ближе к платформе.

Пока они шли по узкому проходу между рядами, Джон с беспокойством ловил недобрые взгляды, направленные на Рамону. По ряду пожилых матрон, составляющих «Общество Доркас», прокатился шепот, они даже отложили свои рукоделья, чтобы было удобнее сплетничать. Джон почувствовал, что краснеет, и пожалел о том, что принудил жену поехать вместе с ними, хотя, с другой стороны, он и не рассчитывал, что ему удастся ее уломать. Он оглянулся и увидел, что Рамона идет прямо, с высоко поднятой головой. Заметив три свободных стула гораздо дальше от платформы, чем ему хотелось бы, Джон не выдержал и сказал швейцару: