Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

— Вот здесь будет хорошо.

За пять минут до начала в палатке негде было яблоку упасть. Швейцары завернули пологи палатки, чтобы хоть немного проветрить помещение, но воздух внутри сделался душным и влажным. Орган закончил «В райском саду», и ровно в семь из-за занавеса с правой стороны платформы вышел черноволосый мужчина в синем костюме. Он пощелкал по микрофону и, убедившись, что тот включен, одарил собравшихся веселой белозубой улыбкой.

— Приветствую вас! — громко произнес мужчина и представился Арчи Кейном, священником Свободной баптистской церкви Файета. По мере того как на платформе собирались хористы, одетые в желтые робы, он говорил о том, как он счастлив видеть здесь столько народа. Билли, который быстро сник в удушливой жаре, вновь встрепенулся.

Кейн дирижировал хором, исполнившим сначала несколько гимнов, а затем длинную молитву, прерванную криками из зала, восхваляющими Господа. Кейн усмехнулся, вытер платком потное лицо и сказал:

— Братья и сестры! Тем, кто меня знает, я еще надоем по воскресным утрам! Таким образом... сегодня я хочу представить вам одного джентльмена! — Над толпой разнеслись охи и ахи. — Прекрасного джентльмена и Божьего человека, родившегося у нас, в округе Файет! Я думаю, вы уже знаете его имя и любите его так же, как я, тем не менее повторюсь: величайший евангелист Юга Джимми Джед ФАЛЬКОНЕР!

Последовал взрыв аплодисментов и криков, люди вскочили со своих мест. Толстый мужчина в мокрой от пота рубашке встал прямо перед Билли, загородив ему платформу, но Джон, вставший вместе со всеми, поднял сына так, что он смог увидеть направляющегося к платформе мужчину в ярко-желтом костюме.

Джимми Джед Фальконер улыбнулся и поднял руки. Неожиданно у него за спиной начал разворачиваться огромный плакат: черно-белый Джимми Джед Фальконер почти в той же позе, что и оригинал. Наверху плаката большими красными буквами светилась надпись: «КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ФАЛЬКОНЕРА».

Фальконер подождал, пока стихнут аплодисменты и крики, затем быстро шагнул к микрофону и произнес хорошо поставленным гудящим голосом:

— Хотите знать, как разговаривает Бог, ближние мои? — Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана пистолет и выстрелил в воздух: ба-бах! Женщины закричали, а мужчины насторожились.

— Вот как он говорит! — прогремел Фальконер. — Господь говорит, как пистолет, но никто не знает, когда Он заговорит и что Он скажет, поэтому вам лучше быть на Его стороне.

Билли видел, как от выстрела вверх поднимается голубой дымок, но пулевого отверстия не было. «Холостой», — подумал он.

Фальконер положил пистолет на платформу и обвел аудиторию напряженным голубовато-зеленым взглядом, похожим на свет прожектора, ощупывающего небо над палаткой. Билли показалось, что евангелист заглядывает всем прямо в души, и по его телу пробежала дрожь.

— Давайте помолимся, — прошептал Фальконер.

Когда началась молитва, Рамона открыла глаза. Сначала она посмотрела на сына, который сидел, низко наклонив голову и зажмурившись, а затем перевела взгляд на хилого мальчика, сидящего на другом конце палатки, она заметила его еще до того, как начал говорить Арчи Кейн. Сердце Рамоны тревожно забилось. Вокруг ребенка сиял пульсирующий иссиня-черный злобный свет. Его голова наклонилась, а руки сцепились в молитве. Он сидел между матерью и отцом, тощими людьми, одетыми в жалкие обноски выходных костюмов. Пока Рамона наблюдала за мальчиком, мать обняла его за плечи и осторожно прижала к себе. Казалось, она цепляется за последнюю соломинку надежды. На глаза у Рамоны навернулись слезы; маленький мальчик чах от какой-то болезни и скоро умрет: через неделю, день, несколько часов — она не знала, когда это произойдет, однако черная аура, предвестник смерти, который она так боялась увидеть в палатке, жадно вцепилась в свою жертву. Рамона опустила голову, задавая себе тот же самый вопрос, который задавала всегда, когда видела это: «Что я могу сделать?»

И, как всегда, получила ужасный ответ: «Ты не можешь сделать ничего!»

— Аминь, — произнес Джимми Джед Фальконер, и собравшиеся подняли головы, готовясь к взрыву огня и искр.

Однако он начал тихим шепотом:

— Грех.

Звук его голоса заставил Билли затрепетать. Джон подался вперед, в его широко открытых глазах сияло восхищение. Рамона увидела, как умирающий ребенок положил голову на плечо матери.

— Грех, — повторил Фальконер, сцепив пальцы. — Что вы знаете о нем? Что такое, по-вашему, грех? Что-то, что вы не должны делать, говорить или о чем вы не смеете думать? — Он на секунду прикрыл глаза. — О Великий Боже, грех... это зло, которое проникает в кровь, в наши сердца, умы и... развращает нас, заставляет загнивать, распадаться...

Он оглядел собрание, на его лице блестели капельки пота. Затем в одно мгновение умиротворенное выражение лица проповедника изменилось; губы искривились, глаза расширились, и он проревел:

— ГРЕ-Е-Е-Е-ЕХ... Вы можете его почувствовать, вы можете его обонять, вы можете его увидеть? Знаете ли вы, ближние мои, когда вы грешите? Я ясно и недвусмысленно объясню вам: грех — это уход из-под Божьего света, вот что это такое!

По его румяному лицу пробегали волны эмоций, а голос превратился в орган, играющий гаммы. Фальконер ткнул пальцем в аудиторию, не в кого-то конкретно, но вместе с тем в каждого.

— Покидали ли вы когда-нибудь свет? — прошептал он. — И оказывались ли в темном месте?

Билли напрягся, сидя абсолютно прямо.

— Я имею в виду те-о-о-о-омное место, — произнес евангелист глубоким замогильным голосом. — Я имею в виду место настолько темное и злое, что вы не могли найти выход. Ответьте себе: были ли вы в таком месте?

«Да, — подумал Билли. — И оно все еще у меня в голове, оно приходит ко мне но ночам, когда я пытаюсь заснуть».

— Не имеет значения, что это за место — раздевалка в бассейне, игорный дом, тир или просто самогон, — есть надежда, ближние мои. Но место может быть еще темнее: Похоть, Зависть или Супружеская Измена. Если вы попали в одно из этих темных мест, вы — гость Сатаны!

Глаза Билли округлились, а сердце забилось еще сильнее. Мальчик вспомнил последний кошмар, который видел пару ночей назад: он сидел на своей кровати и глядел на черную гору угля, скользящую к нему по комнате, затем оттуда вылезла ужасная белая рука, схватила простыню и медленно стянула ее на пол.

— САТАНА ЗАВЛАДЕЛ ВАМИ! — заорал Фальконер, и на его шее вздулись вены. — Копытный, рогатый, змееязыкий Дьявол схватил вас своими когтя-а-ами, — он поднял правую руку и сжал ее левой, делая вид, что отрывает плоть от костей, — и собирается задавить вас, сформировать по своему образу и подобию!.. И если вы гость в доме Сатаны, если ваше сердце открыто мраку, то вам не место на моей проповеди!