Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

– Брехня.

Дитрек выдохнул.

– Ты не можешь… не поверить мне.

– Могу. Потому что ты врешь, – Науэль растянулся на кресле и вытянул ноги.

– Как я должен сказать это, чтобы ты мне поверил?

– Какая теперь разница, как ты это скажешь, если я уже понял, что ты врешь? – фыркнул Науэль.

– Каким образом?

– Собственно, я с самого начала не сомневался в твоей лживости.

– Каким образом? – закричал Дитрек.

– Ну, ты дал мне несколько подсказок. Дитрек, ты колешься легко, как гнилой орех. Что ты пытался изобразить из себя? – рассмеялся Науэль. – Ты не имеешь понятия, что такое стыд. Ты даже не можешь подобрать слова, чтобы рассказать о нем, потому что это то, о чем ты никогда не задумывался. И это звучит действительно забавно, когда ты говоришь: «Я изменился». Прошло не три, не пять, и даже не десять лет, а к тебе ничего не прибавилось и ничего не ушло. У тебя та же прическа, ты одеваешься в той же манере, носишь часы той же марки, ты работаешь в той же сфере и этот твой дом неотличим от того, который знал я. А на твоей книжной полке все те же книжонки – и все еще выглядят как новенькие. Ты пытаешься убедить меня, что завязал? Да ты даже сигареты не можешь бросить.

– Я бросил курить, – возразил Дитрек с усталым упорством.

– На стеллажах тонкий слой недельной пыли. Если сдвинуть любую из статуэток, под ней пятно чистой поверхности. Но там, где находится зажигалка, слой пыли потревожен. Моя повышенная вредность сделала меня въедливым и дотошным, если дело касается людей вроде тебя. Так что прерви свои оправдания, Дитрек, и не зарывай себя глубже. Ты не выполнил первое условие. Переходим ко второму.

– Какое оно? – в голосе Дитрека проступало беспокойство.

– Заплачь.

– Ты издеваешься надо мной?

– Я просто люблю наблюдать слезы сильных мужчин. Они же не плачут, верно? Это как низвержение гендерных стереотипов, – Науэль ухмыльнулся во весь рот. – У меня есть некоторая обида на гендерные стереотипы, и я не упускаю возможности дать им пинка.

– Ты останешься здесь навсегда, если будешь ждать моих слез.

– Столько, сколько нужно, – успокоил Науэль. – Я не спешу, да и погода плохая. Когда будешь готовить ужин, советую тебе вспомнить длинный список моих аллергенов.

Дитрек положил ладони на колени. Затем сжал пальцы в кулаки.

– Ты считаешь, тебе можно все, Науэль?

– Даже если это и не так, решишься ли ты со мной спорить? – невозмутимо отозвался Науэль.

– Ты ничтожество, – выплюнул Дитрек. – Что позволило тебе так зарваться? У тебя ничего нет, кроме вульгарной привлекательности и нахальства.

– Их более чем достаточно, – хмыкнул Науэль.

– Ты заявляешься в этот дом после стольких лет… точно этакая капризная детка… угрожаешь… хамишь… вымогаешь у меня деньги и снова угрожаешь…

– Я так плохо себя веду, – признал Науэль. – Самое время в худших киношных традициях напомнить о моем несчастном детстве. Меня воспитали дурно. Вытоптали все лучшее во мне и так далее. Это и неудивительно – ведь у меня было столько бестолковых папочек и ни одной мамочки.

– Мне плевать, что у тебя было и чего не было! – взорвался Дитрек. Громкость его голоса испугала его самого, заставила притихнуть. – Мне плевать, если ты сгинешь совсем, и меня приводит в ярость тот факт, что ты посмел притащиться сюда и обвинять меня в чем-то, что было так давно, что давно перестало быть действительным. На что ты имеешь право сейчас? Ты никогда не был жертвой, Науэль, ты был маленькой податливой шлюшкой. Тебя не надо было уговаривать, ты был заранее согласен на все что угодно. Так в чем ты меня упрекаешь? В том, что я воспользовался твоим блядством? Слишком многие, мальчик. Твоих арифметических знаний хватит на то, чтобы сосчитать их? – рассмеялся он.

Зайчиха, снова оказавшаяся на руке Науэля, развела лапками.

– Одна маленькая поправка. Крошечная. Кем бы я ни являлся, и кем бы ни считал себя ты, твой поступок фактически является уголовным. В уголовном кодексе нет поправки на случай, когда «жертва напрашивалась сама», что делает твой блестящий разбор моего сексуального поведения бессмысленным.

– Но это было именно так, – хмуро возразил Дитрек, угнетенный высокой температурой плавления спокойствия Науэля и невозможностью ее достижения в данных условиях. – Признай это.

– Чего я хотел, о чем я думал, почему вел себя так, а не иначе… Мне это неинтересно. И я не занимаюсь рефлексией по субботам.

– Почему? – спросил Дитрек с пустым любопытством.

– Потому что по субботам люди, которые заставляют меня ею заниматься, не работают, – Науэль развернул к себе зайчиху, рассматривая ее мордочку. – Итак, ты женился. Это мило. Так и представляю, как однажды ты вдруг задумался об одинокой старости. Обычно такие мысли настигают в кухне, вечером, во время приготовления ужина на одного. И еще тебе пришла мыслишка, что вот детки подрастают, вылетают из гнезда или просто падают вниз и мозги себе вышибают, ну вроде того. Так-так-так, скажи мне, я догадливый?

Дитрек посмотрел на Науэля леденящим взглядом и крепко стиснул челюсти.

– Не делай так. Коренные зубы стираются, – предупредил Науэль и вернулся к начатой теме. – Тебе было не сложно найти женщину, готовую стать спутницей твоей жизни, ведь ты состоятелен, респектабелен, не слишком туп и вполне красив для человека твоего возраста. У тебя есть некоторые недостатки, но пока они скрыты, это как если бы их не было, да?

Дитрек все еще притворялся ледяной глыбой.

– Интересно, где вы познакомились. Уж конечно, это было какое-нибудь приличное место, где и положено знакомиться с приличной девушкой. Мне представляется университет.

– Угадал, – подтвердил Дитрек с сухим удивленным смешком. – Я был приглашен зачитать несколько лекций на тему «управление организацией».

– Лет на двадцать пять тебя моложе? – Науэль кивнул, получив подтверждение в глазах Дитрека. – В моей жизни было достаточно отношений с людьми старше меня, из которых не все были плохими, но я никогда не смогу избавиться от предубеждения. Учитывая ее возраст, она уже не училась в университете. Вероятно, работала какой-нибудь методисткой.

– Работала.

– Сейчас уже нет. Мужчины вроде тебя всегда переводят жену в разряд домохозяек, чтобы она была зависимая, домашняя и послушная. Она, конечно, смотрит на тебя снизу вверх, что особенно мило, ведь у нее такие большие яркие глаза. И светлые волосы – один из твоих фетишей.

Дитрек побелел так стремительно, как будто на него высыпали мешок муки.

– Откуда ты знаешь, как выглядит моя жена? – закричал он, вскакивая с кресла, но издевательски-радостный смех Науэля, согнувшегося пополам, заставил его замереть.

– Кретин. Ваша совместная фотография на стене позади тебя.