Литтмегалина - Синие цветы I: Анна [litres самиздат]

Дитрек рухнул в кресло и сгорбился. Зайчиха вздрагивала на руке Науэля, как будто смеялась вместе с ним.

– Заткнись, – приказал Дитрек с ожесточенностью. – Заткнись. Немедленно прекрати ржать.

– Конечно, когда-нибудь, – пообещал Науэль, с усилием успокаиваясь. – Но ты смешной. Даже если бы я встретился с твоей женой, что тебя так пугает? Я ее не обижу, честное слово. Слухи сильно преувеличивают мою агрессивность. И у нас есть как минимум одна общая тема, что может стать основой для хорошего разговора. Кстати, где твоя жена сейчас?

– Уехала к своей матери на выходные. И вот уже целый час я только о том и думаю: как хорошо, что она уехала, как мне повезло, что ее нет, – признался Дитрек с неожиданной искренностью.

– А чего ты боишься? Я бы не сказал ей ничего, кроме правды, которая, как ты заявил, уже давно недействительна. Так в чем дело?

Дитрек безмолвствовал.

– Тебе не надоело притворяться? – спросил Науэль. – Тебе никогда не хотелось признаться: «Я просто извращенец среднего возраста, и, хотя внешне со мной полный порядок, на самом деле с моими мозгами что-то серьезно не так»? Хотелось?

– Не хотелось, – выдавил Дитрек. – Забери деньги и оставь мою жизнь в покое, такой, какая она есть.

– Вот сейчас ты честен. Только вот мне совсем не нравится то, что я от тебя слышу. Знаешь, что злит меня больше всего?

Их взгляды столкнулись на секунду – раздражающее, ранящее Дитрека касание. Он опустил лицо.

– То, что с тобой и тебе подобными всё хорошо, много лучше, чем должно быть. Вы такие жесткие, и в глазах общественности ваши моральные принципы неумолимы, хотя внутри вы постоянно дрожите от страха, что кто-то догадается, что ваша нравственность отнюдь не твердокаменна. Вы получаете общественное уважение, которое вы хуже чем украли, потому что вы ничуть не лучше тех, кого вы при случае громогласно осуждаете, но вдобавок лживы и начисто лишены совести. Всё валят на неадекватных мальчиков и девочек, находящихся в состоянии наркотического опьянения, но в действительности это такие, как ты, способны на что угодно – с тонким расчетом и без сожалений. Я пытался вас постигнуть, изучал одного за другим, пока вы с умными лицами учили меня жить, и каждый из вас был как предыдущий. Но я так и не понял – как это может быть вообще? Я коллекционер прегрешений и перепробовал всю дрянь, до какой только смог дотянуться или попросить, чтобы принесли, а моими моральными принципами осталось разве что вытереть задницу. Но мне едва удавалось достигнуть того блаженного состояния сверкающей пустоты в башке, когда не колышет ничего из того, что делаешь, в котором вы с легкостью пребываете все время!

Дитрек скрестил руки на груди. Выражение его лица было бесстрастно. Науэль взял со стола зажигалку и бросил ее.

– Открой мне секрет – как это получается? Удаляете какую-то часть мозга? Что с вашими чувствами? Их нет вовсе? Конечно, если дело не касается вас самих. Вы эмоциональные калеки или люди, которым повезло быть тем, кто они есть? Ты когда-нибудь задумывался о своих любовничках? Как на них повлияют твои развлечения? Тебе не приходило в голову, что отсутствие сопротивления еще не есть согласие? И что их послушание объясняется вовсе не тем, что они хотят, чтобы ты продолжал? Что ты не можешь предсказать последствия всего этого?

– Ты врешь, врешь, их никогда не было, – замотал головой Дитрек. – Был только ты, – он попытался закрыть лицо руками, но сорвавшийся с места Науэль отбросил их.

– Не смей прятаться. Смотри на меня. Я тебе нравлюсь? Нравлюсь?

– Хватит!

– Нравлюсь.

Лицо Дитрека скривилось, как будто его ударили под дых.

– Хватит. Ты не лучше меня.

– «Ты не лучше меня», – передразнил Науэль, снова плюхнувшись в кресло. – Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? Где твое красноречие? Так я тебе скажу, а ты запомни: добро побеждает зло в сказочках, а мы в реальности, и здесь большая акула съедает маленькую. И я намерен если не сожрать тебя, то оторвать кусок, большой, хороший, чтобы ты запомнил. Так посмотри мне в глаза, давай же.

Но Дитрек прятал взгляд.

– Это действительно забавно, что со временем вы начали бояться меня, – задумчиво продолжал Науэль. – Уверен – ни одного из вас я не найду в Льеде. Потому что Льед – это мой город, и вам приходится держаться от него подальше. С тринадцати лет я обращался с вами как с последним дерьмом. Но с возрастом я понял, что мало портить ваше настоящее, нужно отравлять ваше будущее. Вы сами научили меня, как поступать с врагами, а я страшно понятливый, пока обходится без математики. Мне нравится твоя жена, Дитрек. Такая искренняя улыбка, симпатичное лицо. И главное – она не имеет понятия, чем ты занимаешься, иначе сейчас ты не был бы так очевидно испуган. Она мне представляется девушкой типа Ирис. Они рождаются с опасной для жизни идеей, что люди скорее хорошие, чем плохие, под влиянием которой легко попадают в сети пауков вроде тебя. Но они не так просты, как кажутся, и способны проявить силу духа, защищая свои идеалы и принципы, что, как бы это ни было глупо, вызывает мое восхищение. Если она узнает, она уйдет от тебя? Нет, неправильный вопрос. Когда она узнает, она снесет тебе в истерике полголовы?

Дитрек смотрел на Науэля широко раскрытыми блестящими глазами.

– Ты не сделаешь этого. Ты не скажешь ей.

– Может быть, нет, – Науэль пожал плечами. – Может быть, да. Только время знает. А я знаю тебя, причем гораздо лучше, чем она. Почему так получилось? Потому что я смотрю на людей без иллюзий. И знаешь, что я вижу? Уродов всех мастей.

Голова Дитрека опускалась все ниже, и он подпер ее ладонями, поставив локти на колени, как будто держать ее уже сил не было.

– За что мне это? – протянул он глухо. – За что?

– Действительно, – развеселился Науэль. – За то, что я такая сволочь. Если я кого-то тираню, то только потому, что я мразь, это знают все. Ладно, продолжим рисовать картинку твоего несчастного незаслуженного будущего. Итак, обожание жены сдует холодным ветром презрения, восторженность в ее взгляде сменится отвращением, она соберет свои вещи и пошлет тебя в жопу. Попытаемся представить, как это произойдет, – Науэль вытянул вперед руку, вооруженную зайчихой. Когда он заговорил, его голос звучал высоко и предельно невротично: – «Ты делал это с самого начала? Приводил их в наш дом, а после разговаривал и спал со мной как ни в чем не бывало? О чем ты думал? О чем ты думал?!» – Науэль почти визжал, умудряясь одновременно улыбаться. – Мне, конечно, жалко ее, – вставил он ремарку. – Но мужчины жестоки, ей пора это узнать. «Ты обманывал меня! Как ты мог?.. Я не хочу тебя видеть! Я ненавижу тебя!» – зайчиха дрожала от ярости.

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – закричал Дитрек, поднимаясь и нависая над Науэлем.