Василий Боярков - Секретное логово смерти

– Да пошел ты… – грубо ответил престарелый мужик, по своему виду явно достигший шестидесяти пяти лет, шестидесяти трех – это уж точно, – я, Остап Кучерена, – «бандеровец» во втором поколении, и мы с тобой, москалем, общего языка никогда не найдем.

Он все еще продолжал свою браваду, словно бы пытаясь подтвердить обозначенную им принадлежность к западно-украинским нацистам, и, силу своей «гнилой» природы, обладая непревзойденной самоуверенностью, считал себя, очевидно, непобедимым и видел во всех – кто не с ними! – лишь жертвы. Однако вовремя произведенный удар прикладом в лицо, пусть и не сильный, но все же способный любого вернуть к суровой действительности, враз разъяснил ему, кто здесь теперь главный.

– Ладно, ладно, я все понял, что вы шутить не намерены, – вдруг запричитал самопровозглашенный нацист, увидев над своей неприятной, сморщенной старостью, физиономией занесенный для следующего воздействия деревянный приклад, – спрашивайте – что вам там нужно? – я готов ответить на все.

Вот так, вроде бы считающие себя выше других, фашисты, лишь только над их головами начинала витать очевидная, реальная смерть, сдавали свои позиции и поднимали вверх свои «натруженные» жестокостью и насилием «лапки», моля о пощаде; не стал исключением и «бандеровец» Остап Кучерена, справедливо сообразивший, что помощь находится далеко, а понаехавшие будто из ниоткуда враги вот тут, поблизости, рядом; и в то же время несомненно и то, что никакая ни совесть либо же сожаление побудили его к сотрудничеству, а исключительно страх и понимание наступления скорой расправы – никогда не знаешь, что ждать от этих, русских.

– Кто ты такой – мы уже поняли, – сказал Востриков, поднявшись к этому моменту из своего неудобного положения и приблизившийся к месту основного события (благодаря своей отменной реакции, он в этот раз ранен не был и чувствовал себя превосходно), – теперь растолкуй нам, что же здесь все-таки происходит, а начни, пожалуй, с того, что расскажи, кому все-таки принадлежит это лесное владение, а главное, для какой основной цели оно предназначено; предупреждаю сразу: сказка про охотничий кордон меня не устроит, потому как я имею очень веские основания полагать, что в этом месте охотятся совсем даже не на здешних диких животных, а исключительно на людей. Кстати, своего преступного босса можешь больше не опасаться: есть все причины предполагать, что он уже мертвый. Так что же ты мне, старик, на это ответишь?

– Ничего из того, что ты бы не знал, – немного приветливее, но продолжая выказывать прирожденное пренебрежение, отвечал Кучерена, зажимая рукой раненное плечо, из которого хотя и не быстро, но все же уверенным потоком струилась бурая кровь, – и знаешь, «то-ва-ришчь», что я тебе в связи с этим скажу: ты бы мне оказал вначале медицинскую помощь, а потом бы мы уже с тобой продолжили беседовать в более располагающей к общению обстановке, иначе же минут через десять вам уже ничего, и притом ни с кого, не удастся спросить.

– Пропустите меня, – невзирая на присутствие в группе профессионального доктора, – ну и что, что психолога? – предусмотрительно захватив из служебной машины аптечку, стремилась Юлиева к раненному в верхнюю часть груди мужчине, – я сделаю ему перевязку, – говорила она, уже осматривая рану и убедившись, что повреждение тела сквозное и что пулю вытаскивать не придется, – уже лучше, – констатировала оперуполномоченная уголовного розыска, – хотя бы не будет сепсиса.

Возможно покажется странным, но юная девушка не зря посещала занятия по медицинской подготовке во время своего обучения полицейским наукам, и быстро справилась с возложенной на себя задачей, перекрыв открытый доступ воздуха через ранения сложенными в несколько раз тампонами, надежно впоследствии прикрепленными к телу бинтами; не позабыла она и про обезболивающее, вколов его в руку неожиданно появившегося у нее пациента. Шуваёва все это время простояла в стороне, с нескрываемым отвращением наблюдая за грамотными действиями ненавистной соперницы, безусловно заслуживающей себе дополнительные очки перед их общим возлюбленным. «Вот «сучка» пронырливая, – размышляла она про себя, мысленно ругая себя за проявленную нерасторопность и кривя в презрении прекрасное личико, – и тут нашла повод отличиться перед моим, – а по-другому она Олега просто и не воспринимала, – бесподобным красавцем». Наконец, перевязка была закончена и следовало вернуться к прерванному допросу.

– Все, помощь тебе оказали, – посчитал Бунько, что и он также должен выступить в этой непростой ситуации, давно уже приблизившись к крыльцу, поднявшись вверх по ступенькам и застыв неподвижно, прислонившись при этом к перилам, но так, чтобы обязательно видеть местного сторожа, – теперь давай начинай уже исповедоваться: где вы тут закапываете убитых на так называемой «охоте» покойников?

Такое вроде бы непререкаемое утверждение укоренилось в голове подполковника после того, как он лично пообщался со спасенной девушкой, прежде чем отправить ее в больницу. Можно смело говорить, что и у остальных сложилось аналогичное мнение и все они теперь ждали подробнейшего рассказа, в душе не переставая надеяться, что все эти нахлынувшие события – и это лесное «бандеровское» логово, и похищение людей, и обнаружение жесточайше убитых трупов в соседней, Калининградской области – все это звенья одной цепи, и скоро представится возможность задержать и истинного преступника, которым, вполне возможно, сможет оказаться и доживший до настоящего времени безжалостный доктор Кригер, руководящий всем этим ужасным процессом. Между тем Остап Кучерена, исполняя свое обещание и не желая расстраивать и без того разгоряченных слушателей, начал свое, волнующее мысли, повествование:

– Это лесное хозяйство принадлежит одному очень значимому в России лицу – предпринимателю и миллиардеру, бывшему министру, дельцу и банкиру, владельцу заводов, газет, пароходов, – злобно ухмыльнулся рассказчик, вспомнив известную строчку стихотворения Маршака, – но, нет! Никакой ни мистер Твистер, а обыкновенный, самый что ни на есть русский, мужик Авраам Израелович Ка́зович, имеющий, кроме российского гражданства, еще и польское, и американское, и, наверно, германское, и, конечно, еврейское. Я, как вы уже поняли, соответственно моим политическим взглядам, был им своевременно замечен и принят на службу, направленную в основном на охране этой огромной территории, принадлежащую хозяину на праве единоличной собственности; и, разумеется, ни полиция, ни польские военные сюда не суются, потому что, в отличии от соседней стороны Московии, частная собственность здесь признается основополагающей всего государственного устройства. Вы чаете – я говорю, для седого старика, чересчур мудрено, однако это связано с тем, что в свое время я получил довольно приличное образование, закончил советских семь классов, поэтому кое-чего знаю и понимаю. Так вот, два раза в год, на девятое мая и седьмое ноября, хозяин устраивает здесь крупномасштабную людскую охоту, на которую приглашает только самых верных ему людей, не имеющих привычки трепать языками и получающих от процесса лишь несказанное удовольствие; жертв отлавливают, как правило, на территории России, но бывает, что попадаются и не русские: здесь они действуют без особого разбора, сначала выслеживая очередную добычу, потом заманивая ее в ловушку, а уж, когда она попадется в ловко расставленные против нее «сети», везут ее сюда и выпускают якобы на свободу; но затем начинают самую жестокую травлю, какую только возможно представить, пока в конце концов полностью не удовлетворят свою вполне понятную кровожадную сущность. Уйти никому не удается: находят и убивают всех, кого только привозят – не выживает никто.