Василий Боярков - Секретное логово смерти

– Пойдем в другую комнату, – отстранившись на пару секунд от горячего поцелуя, промолвила Настя, одновременно буквально срывая с возлюбленного его верхнее одеяние и позволяя ему поступить точно также с собой, – она располагается с противоположной стороны, – будто что-то подсказывало ей поступить подобным образом и выбрать помещение, отдаленное от ставшей внезапно сомнительной спальни.

В зал, имеющий размеры пять на четыре метра и содержащий в себе такую мебель, как широкую стенку, выставленную во всю длину, как установленный напротив мягкий диван, как письменный стол, расположенный возле оконной стена, с находящимся на нем ноутбуком, как стул, да еще пара кресел, они буквально врывались, толкая свои красивыми телами, оголенными к этому моменту до половины, застекленную дверь и каким-то чудом не повредив основы ее хрупкой конструкции, которую Настя умышленно пнула красивой ножкой и поплотнее закрыла назад. Вся их одежда, до этого скрывавшая их самые прекрасные формы, осталась теперь, в полном беспорядке разбросанной, в коридоре, на них же пока еще оставались те вещи, что прикрывали собой самые интимные и загадочные места их молодых и восхитительных тел. Не забывая продолжать обоюдные ласки, используя при этом и пальцы ладоней, и губы, и, разумеется, языки, молодые люди лишили себя поочередно сначала предметов обуви – у кого-то военных ботинок, а у кого-то кроссовок, – затем одежды, прикрывающей ноги, и в конечном итоге одного семейных, простых трусов, другую же нежных, ажурных трусиков. Не забывая про взаимные ласкающие движения, прекраснейшая из девушек и мужественный военный повалились всем своим обоюдным весом на мягкий диван – удивительно, как он выдержал? – и незамедлительно слились изумительнейшими телами в единое целое, позабыв обо всем на свете и ничего не слыша вокруг.

Предаваясь одному из самых страстных, чувственных наслаждений, каким Господь одарил человечество, молодые люди настолько были погружены в себя, что не расслышали ни сначала шума бьющегося стекла в соседней комнате, ни затем звука, издаваемого падающим на пол предметом; Юлиева словно предвидела подобный поворот событий и бессознательно поменяла спальное помещение, по логике более пригодное для излияния человеческой нежности, на иное, никак не предназначенное к таким занятиям, но где она смогла в совершенно спокойной и непринужденной обстановке излить всю свою любовь и так долго копившееся желание, не отвлекаемая от своих вожделений ничем, даже страшным предвестником грядущей опасности.

Прошло ровно сорок минут с того момента, как влюбленные, полностью растворившись в чувствах друг к другу, перешли к самому сладостному финалу, какой только может сопровождать постепенный выброс в кровь окситоцина, или, говоря иными словами, гормона любви; еще минут пятнадцать они наслаждались, крепко обнявшись и нежно поглаживая партнера по оголенным телам; однако все рано или поздно заканчивается, и молодые люди, удовлетворенные, не стали этому исключением: постепенно мозг включался в основную работу и начинал требовать осмыслить недавно случившиеся события, обратившие на себя внимание исключительно только спецназовца, Анастасия же давно забыла это, незначительное по ее мнению, не заслуживающее особого внимания обстоятельство.

– Настенька? – обратился Нежданов к возлюбленной, чуть приподняв кверху голову и гладя девушке прямо в прекрасные, голубоватые глазки.

– Что? – прозвучавшим обращением она наконец окончательно была выведена из сладострастного ступора, кокетливо придавав бесподобному личику недовольное выражение. – Что-то не так?

– Нет, – сразу же понял Нежданов, что именно сейчас Настя имеет в виду, и ответил ей категоричным отказом, вместе с тем ловко успев переключиться на свои основные мысли: – Я как раз не об этом; а о том, на чем заострял твое внимание, когда мы только вошли в квартиру… ты помнишь такое обстоятельство: как будто в окно твоей спальни что-то ударило?

– Да, да, точно, что-то такое было, – тут же вспомнила Юлиева то неожиданное обстоятельство, на которое совсем не хотелось обращать внимания в момент их обоюдного возбуждения, – но, сам понимаешь, нам тогда было совсем не до этого, – она мгновенно спрыгнула с удобного и такого нежного ложа (как следует понимать, девушка находилась с краю), быстро натянула на себя сначала практически невесомые трусики, после обтягивающие джинсы, а затем, не расшнуровывая их, поместила красивейшие ножки в кроссовки, и выбежала в коридор искать бюстгальтер и остальную одежду, предоставив молодому мужчине возможность одеваться во время ее отсутствия.

Нежданов успел облачиться только в трусы, как бесподобная красотка вернулась, неся в руках мрачную тушку убитой вороны, пораженной метательным снарядом, изображенным в виде фашистской свастики, прямо в покрытую черным оперением голову. Оперативница удерживала мертвую птицу за край раскинутого в размахе крыла и с недоумевающим видом вслух констатировала:

– Странно? Но я или сошла с ума, или мне все же таки показалось, что удар был глухой и окошко не разбивалось; сейчас же по полу разбросаны многочисленные осколки, а среди них лежало вот это чудовище. Как думаешь: что бы все это могло значить – нас, действительно, предупреждают о скорой смерти или же это просто чья-то злая игра?

– Ты права, – согласился более опытный в таких вопросах спецназовец, также в момент экстаза полностью отключившийся от восприятия окружающей обстановки и сейчас ожесточенно ругавший себя за столь неразумное поведение, – и я был настолько глуп, что позволил врагу приблизиться к нам настолько близко, ведь если бы он вместо умерщвленной тушки задумал бросить к нам, скажем, гранату, то, уверен, нас бы в этом случае ни спасло даже нахождение не в прямом месте взрыва, а в соседних с ним помещениях. Как же так вышло, что годы усиленных тренировок пошли прахом в самый, казалось бы, нужный момент и что в конечном итоге, при таком положении дел, могло бы нам стоить обоим жизни, окажись преступник чуть-чуть расторопней?

– Вероятно, ты рассуждаешь сейчас вполне резонно, а возможно, – включив сильно развитую долговременной службой дедукцию, предположила очень даже не глупая сыщица, – принимая во внимание, что маньяк безумен, он, уподобившись «Коза Ностре», сначала делает предполагаемой жертве недвусмысленное предупреждение, либо же – и это кажется мне наиболее правильным – у того человека в отношении нас сложились какие-то определенные, очень скверные, планы, которые он не спешить приводить в исполнение и о которых, скорее всего, мы узнаем, как это не прискорбно осознавать, в самое ближайшее время.