Василий Боярков - Секретное логово смерти

Ехать пришлось недолго: труп генерала Вострикова – он не был изуродован в лицевой части, и, соответственно, можно было легко определить его личность – находился в центре города, на центральной площади, перед двухэтажным Дворцом культуры, привязанным прямо к постаменту памятника, изображавшего Ленина, где уже вовсю орудовали представители СМИ, прибывшие из Калининграда. Именно от них-то и поступил в «дежурку» сигнал об ужасной находке, а им, в свою очередь, еще в час ночи, позвонил неизвестный и мрачным, угнетающим голосом передал крайне жуткую информацию; они же, как следует понимать, не пожелали упускать из своих рук сенсацию и, не сообщая никому о трагическом происшествии, сразу же выдвинулись на место и сначала зафиксировали материалы, необходимые для подачи в эфир, а затем уже обозначили полицейским сотрудникам города Икс, что у них появилась еще одна, очередная и большая, проблема.

Теперь следует остановиться на описание трупа. Как же он выглядел? Говоря вкратце, ничего нового служителям правоохранительных органов не предстало – он также был изуродован вскрытием грудной клетки вместе с брюшиной и извлечением из его внутренностей внутренних органов – за исключением одной особенности – прямо на растерзанной груди, как некогда в военные годы, была повешена грубая, деревянная табличка с надписью: «Дед этого человека участвовал в оккупации и порабощении Пруссии». Да, именно теперь – всем тем, кто вольно или невольно принимал участие в этом лиходействе с начала – становилось очевидно, что вся эта так называемая акция, «кошмарящая» в последние дни всю округу проводится далеко не спонтанно, а преследует четкие политические мотивы, направленные на то, чтобы выманить внука бывшего фронтовика, командира группы войск, освобождавшей Восточную Пруссию, в эту злосчастную местность и, учинив над ним самую что ни на есть жестокую расправу, выставить в самом в негодном свете.

Фиксацией следов преступления занимались уже не столько опасаясь нагоняев вышестоящего руководства, сколько с вполне понятной и объяснимой тяжестью в сердце, где у Юлиевой, кроме негативного ощущения, что уничтоженный вроде бы в ходе Великой Отечественной войны враг вновь пытается «расправить свои подпалённые крылья», примешивалось еще и доведенное до высшей степени переживания чувство страха за судьбу исчезнувшего капитана Нежданова, ведь то обстоятельство, что он находится в «лапах» жестокого, беспощадного недруга, – лично у нее не вызывало никакого сомнения; и теперь нужно было определяться, как надлежит поступать в дальнейшем, а главное, как вырвать его из цепких «клещей» бездушного и бессердечного изверга.

Заканчивали уже в половине седьмого утра, заблаговременно вызвав к месту происшествия катафалк, и, предоставив сотрудникам похоронной службы заниматься своим богоугодным делом, полицейские в то же самый момент отправились в отделение, где к этому времени уже концентрировался областной спецназ и остальные участники, задействованные в этот день на розыск возможного секретного логова, где скрывался до крайности обнаглевший преступник и, по всей вероятности, проводил свои ужасные опыты. Тут же была и Шуваёва, в отличии от остальных, выглядевшая в этот день бодренькой, выспавшейся и бывшая в приподнятом настроении. Она уже была в курсе ночных происшествий, однако решила проявить наигранное неведение и, подойдя к Бунько, только что прибывшему и вылезавшему из «уазика», придала своем виду выражение озабоченности и растерянности и, выказывая участие, тут же спросила:

– Случилось что-то серьезное?

– Да, – ответил ей подполковник, не скрывая своего страха перед грядущими в связи с этим оргвыводами, – теперь вот «наш» генерал, – условно начальник считал его уже таковым, так как он принимал участие в розыске кровавого изверга с самого первого преступления и поплатился в ходе этого жизнью, – заместитель министра обороны… теперь с меня, точно, погоны «снимут», если только, конечно, мы не поймаем убийцу, в чем в свете последних событий я сомневаюсь все больше и больше.

– Не переживайте, Евгений Захарович, – ласково и заискивающе, почему-то первый раз она обратилась к нему по имени отчеству, до определенного момента употребляя в своих обращениях лишь его звание, – мы Вам обязательно поможем и приложим к поимке маньяка все свои силы.

– Нет, – печально улыбнувшись, выдал свое заключение опытный полицейский, и без помощи психологического портрета способный делать подобные выводы, – это никакой уже не маньяк, а обыкновенный нацистский прихвостень, взявший на себя роль вершителя человеческих судеб и одновременно «великого» мстителя. Да, да, милая Анабель, он преследует своей жуткой деятельностью радикальные и очевидные цели, выраженные вполне обоснованными политическими мотивами: по его действиям видно – он хочет спровоцировать местное население на бунт против, как он выражается, российского оккупированного «захватничества».

– Но это же полнейшая чушь! – эмоционально воскликнула специалистка в области психологии, всем своим возмущенным видом выражая негодование. – Как такое только могло прийти кому-то на ум?!

– Все очень просто, Белла, – вмешалась в разговор Юлиева, не настолько погруженная в себя, в собственные проблемы, и отлично умевшая отличить наигранное участие от искренних чувств, – когда вокруг развивается столько всевозможной русофобии и начинает поощряться фашизм – такое положение дел становится, признаться, неудивительным. Ну, а если же ты, действительно, хочешь помочь, то поедем с нами сегодня в лес и, несмотря на твое привилегированное положение, вместе поищем убежище вероломного монстра и накажем его по всем правилам существующего закона.

– Именно за этим я сюда и пришла, – надула Шуваёва прекрасные губки, с обиженными видом доставая из пакета небольшие, разукрашенные красочными цветами резиновые сапожки, – и ничуть не собираюсь отлынивать, когда другие будут заняты самым серьезным делом, в каком только мне доводилось участвовать; я же, в свою очередь, хочу тебе, красавица, предложить – сопровождать меня в этой экспедиции и лично убедиться в моем огромном желании побыстрее раскрыть это дело.

– Отлично! – уверенно воскликнула провинциальная сыщица, не позабыв в то же мгновение презрительно сощурить свои голубенькие глаза. – Я никогда не была против таких предложений и, поверь, ни в коем случае не откажусь за тобой, Анабель, присмотреть. – Первый раз она назвала соперницу по любви полным именем, интуитивно чувствуя к ней вполне очевидную неприязнь, к которой примешивалась еще и какая-то безграничная ненависть, пока еще непонятная, но уже достаточно сильная; и скрывать ее у молодой оперативницы получалось, между прочим, в сущности, скверно.