Василий Боярков - Секретное логово смерти

– Господи?! – промямлил измученный офицер едва слышным голосом, пробуя все же пошевелится и быстро осознав, что все попытки его бесполезны. – И ты, Настенька, попалась в эту чудовищную ловушку?

– Да, имела такую глупость, – согласилась Анастасия, чувствовавшая себя, за исключением небольшой головной боли, в общем и целом вполне даже сносно, – но ты уже знаешь, кто наш мучитель?

– Нет, но не одна ли теперь разница, – полушепотом ответил Нежданов, все еще находившийся под властью сильнодействующего снотворного, – все равно мы ничего не сможем против него сделать.

– Ни его, а ее, – неожиданно злобно провозгласила Юлиева, изобразив на лице гневную мину, – убийцей оказалась «наша» «достопочтенная» Анабель, которая почему-то возомнила себя – Бог знает кем! – и страстно желает освобождения Пруссии от, как она считает, российских захватчиков.

– Вот смотрю я на вас, голубков, и любуюсь, – с левой стороны прозвучал нежный голос из темноты, где почти одновременно зажегся второй абажур, осветивший позолоченный трон и сидевшую на нем распрекрасную девушку, взвалившую на свои плечи такую жуткую роль, – вы ни «хера» не понимаете, – она встала со своего удобного места и направилась в сторону мучеников, – а беретесь судись.

– Так просвети нас, мерзопакостная нацистка! – крикнула в ее сторону Настя, не преминув сопроводить свои слова ненавистным плевком. – Что такого страшного и ужасного могло заставить приближенную практически к самому Президенту служащую пойти на такую отъявленную жестокость?!

– Дура, ты дура, фро́йляйн Настасья, – усмехнулась вражеская красавица, придавая своему личику злобное выражение, – все вы, русские, всегда были тупыми и не могли мыслить стратегически, как, например, это делаем мы, немцы, но даже и с такими куриными мозгами, какими наградила тебя мать-природа, ты давно уже могла догадаться, что я урожденная Кригер, ведь вам, полицейским, столько оставлялось подсказок, которые, при огромном желании и включении мозгов разумеется, – если бы имели достаточное желание! – вы бы смогли своевременно разгадать и выйти на мой след гораздо более раньше и не допустить для себя такого позорного положения.

– Будь ты проклята, грязная «тварь»! – прокричала Юлиева в лицо своей истязательницы, сопроводив реплику еще одним смачным плевком.

– Кстати, – невероятно спокойным тоном промолвила Шуваёва, отирая попавшую на лоб и щёку слюну, – ты ведь не знаешь, красотка, что мне – признаюсь честно, во время этого я просто кайфую! – очень нравится наблюдать за тем, как девки на моих глазах «оттрахивают» своих парней, – тут она извлекла из неизменно находившейся при ней дамской сумочки искусственный фаллос и покрутила им перед самым носом плененной оперативницы, введя ее таким образом в лихорадочный трепет, – однако, – она убрала необычный предмет обратно, – я в этом случае не буду этого делать, поскольку и сама испытываю к этому красавчику определенные чувства, – ах! если бы он вовремя мне ответил взаимностью, скольких бы неприятностей можно было тогда избежать! – но он выбрал свою судьбу и поэтому поплатится за свой выбор собственной жизнью, а вместе с ним умрешь и ты, «стерва», – здесь только что вроде бы равнодушное лицо приобрело выражение такой нескончаемой ненависти и жестокости, какая была возможна только у профессиональных нацистских садистов, – но, прежде чем умереть, ты воочию «насладишься», как я буду «разделывать» твоего «любовничка», а заодно по ходу процесса подробно тебе расскажу о своих замыслах и причинах, побудивших меня оказаться на столь опасном, но притом справедливом пути. Да, «сучка», я очень люблю порассуждать и попросту упиваюсь своей безграничной властью и безнаказанностью! Ха, ха, ха, – захохотала она зловещим смехом, одновременно беря с подставки шприц, наполненный синей жидкостью. – Итак, красавчик, давай приготовься: сейчас ты станешь свидетелем своего собственноличного вскрытия.

Урожденная немка, как то и положено, спустила с колющего предмета воздух и стала обходить бездвижно лежащее мощное туловище спецназовца, словно последний раз любуясь его целостностью и мужской красотой либо же просто выбирая для укола наиболее удобное места. Оказавшись в ногах у будущего покойника, девушка неожиданно напряглась и замерла, внимательно вслушиваясь в окружающую их мрачную пустоту; Юлиеву в этот момент переполняли самые противоречивые чувства, и, верная своей женской натуре, она должна была вопить и кричать, поступая так необдуманно, бесцельно, и лишь для того, чтобы в наибольшей степени выразить свои чувства; но, странное дело, она в этот чудовищный миг молчала, единственное, только ненавидящим взглядом буквально «пожирала» свою нацистскую оппонентку. Вдруг! Анабель словно что-то почувствовала и даже стала неторопливо оборачиваться назад, как будто такая неоправданная осторожность могла спасти ее от чего невероятно страшного и ужасного, но до конца узнать причину своих неожиданных страхов она осознанно не успела, так как в этот момент раздался оглушительный выстрел, раскатистым эхом отозвавшийся в скальных породах и выпущенной пулей поразивший Шуваёву в правую часть груди.

***

Одним днем ранее, 7 мая, пятница. Оперативница покидала дом Моревых по окончании дежурства примерно, как и делала это обычно, в половине седьмого утра, вместе с участковым отправляясь на службу, чтобы осуществить доклад начальнику и получить дальнейшую разнарядку на текущие сутки. Как известно, в тот день она была выслушана не очень внимательно и с легкой руки Бунько отправлена домой, чтобы дополнительно отдохнуть и хотя и немного, но все-таки выспаться. Про Анастасию, впрочем, все ясно и дополнительно повторяться не стоит, а следует разобраться: чем же в это время занималась восхитительная блондинка с изумрудными глазками и куда же она в связи с этим пропала?

Как только полицейские покинули крутой загородный особняк, а родители отправились на работу, Жанна, страшно скучавшая в последнее время, принялась, поддавшись своей свободолюбивой натуре, совсем не здравомысляще рассуждать: «А чего это я, как последняя дура, буду сидеть сейчас дома? Убийца, если он так сильно захочет, сможет достать меня и в особняке – так что такая никчемная предосторожность, уж точно, меня не спасет – однако, насколько мне известно, днем он предпочитает где-то отсиживаться и выходит на «промысел» только ночью. Что это значит? Да, впрочем, ничего такого особенного, за исключением лишь одной небольшой мелочи: мне незачем сидеть дома, а можно немного прогуляться по улице, а заодно отогнать куда-нибудь в укромное место машину Эбанта, оставленную, как известно, в лесу, чтобы впоследствии использовать ее по своему усмотрению». Ободренная такими мыслями, молодая красавица оделась соответствующим образом, на этот раз, вместо короткой юбки и сетчатых колготок, натянув на себя синие обтягивающие джинсы, а из обуви отдав предпочтение кожаным «ботильонам», с удобной, плоской, подошвой; верхняя часть одежды продолжала в ее понятии быть неизменной и ограничивалась дорогой зеленой кожаной курткой.