Пётр Пахоменков - Юмор и мистика! Дед мой был дворником. Тайна старинной кружки

Белов растерянно замолчал. Все его вопросы, которые ещё несколько минут назад казались ему бьющими наповал, сами рассыпались, как карточный домик. Такого провала он не ожидал.

– Складно у вас всё получается, гражданин Замазанный, – сказал он с упрёком.

– Складно потому что, правда, – спокойно произнёс Роберт Денисович. – Надеюсь, вы уже осознали свою ошибку и я могу покинуть ваше заведение?

– Пока нет. Вам придётся ещё немного подождать в дежурной части. Проверка ещё не закончилась.

– А почему я должен здесь ждать, пока вы делаете свою работу? Я за это зарплату не получаю. Мне на дачу ехать надо.

– И всё-таки вам придётся подождать.

– Хорошо, я подожду, – обиженно произнёс Замазанный, – но чем дольше я буду ждать, тем длиннее будет моя жалоба.

– Это ваше право, – хмуро ответил Белов.

Проводив Замазанного в дежурную часть, Григорий направился в кабинет начальника.

– Разрешите?

– Заходи Белов, заходи, – с грустным видом произнёс Рыбин. – Ну что, скажешь?

– Скользкий этот Замазанный и наглый. Всё отрицает. Даже кражу телефона.

– У меня с Кондратьевым такая же ситуация, – вздохнул Рыбин и, чуть помолчав, с сожалением добавил. – Придётся их отпускать.

– Семён Владимирович, но ведь это единственная ниточка!

– Ниточка к чему?

– Как к чему? К убийству Зябликова.

Рыбин усмехнулся.

– Хочешь новость? – спросил он.

– Какую?

– Уж не знаю, хорошая она или плохая, но никакого убийства не было.

– Как не было? – ошарашено спросил он. – А топор? А кровь?

– Мне только что позвонили из лаборатории, – сказал Рыбин. – Так вот, там установили, что на топоре, найденном в квартире Зябликова, не кровь, а обыкновенные красные чернила. Ну, что скажешь?

– Я в шоке! – еле слышно произнёс Белов.

– И я там же, – с горечью произнёс Рыбин. – Но будем сквернословить. Фактически, мы имеем инсценировку убийства. Так что, Замазанный и Кондратьев не виновны.

– И всё-таки у меня остаются сомнения, – нерешительно возразил Григорий.

– Тогда давай их постараемся развеять, – предложил Рыбин. – А ну-ка, зови сюда этих дачников.

Белов вышел в дежурную часть и через несколько минут вернулся вместе с Замазанным и Кондратьевым.

– Гражданин, начальник, – с порога воскликнул Замазанный, – почему нас не отпускают? Мы ни в чём не виноваты!

– Как не отпускают? Кто? – с удивлением спросил Рыбин.

– Да вот этот, лопоухий! – сердито воскликнул Замазанный, показывая на Григория. – Говорит, что нам придётся подождать.

Белов, – с возмущением воскликнул Рыбин, – да как же ты Белов… Я на тебя надеялся, а ты… Такое безобразие! Какой позор! Уважаемые люди у тебя в дежурной части сидят словно преступники. А ты… Ой, Белов. Ой!

Тут Рыбин схватился рукой за грудь с искажённым от боли лицом.

– Что с вами, Семён Владимирович? – забеспокоился Григорий.

– Валидол ему надо, – суетливо пробасил и захлопал себя по карманам.

– Точно, валидол, – согласился с приятелем Кондратьев и тоже начал у себя рыться в карманах.

Между тем, Рыбин знаком руки подозвал дачников поближе и, вынув из кармана три фотографии, умирающим голосом прохрипел.

– Вы кого-нибудь из них знаете?

Замазанный и Кондратьев взглянули на фотографии и почти одновременно указали на одну и ту же фотографию.

– Так ведь это же тот самый тип, который сегодня утром у нас телефон попросил! – уверенно сказал Замазанный.

– Точно, он! – подтвердил Кондратьев.

– Зябликов, – выдохнул Рыбин, будто в последний раз и, не говоря больше ни слова, склонил голову.

– Помер! – взволнованно произнёс Кондратьев.

– Сгорел на работе, – подытожил Замазанный.

– Вы вот что, – мрачно произнёс Белов, – идите уже. Не до вас сейчас.

– Куда? – не понял Замазанный.

– Куда хотите. Хоть домой, хоть на дачу.

– А как же… – с недоумением спросил Кондратьев, показывая на застывшего майора.

– Без вас разберёмся.

– А-а, ну, хорошо, тогда мы уходим. Вы уж нас извините. Извините, что так получилось, что побеспокоили вас, – перебивая друг друга, загалдели дачники.

Выпроводив их из кабинета, Григорий плотно закрыл дверь. Оглянувшись, он увидел, что Рыбин уже очнулся и, держа в руке палку колбасы, с удовольствием пережёвывает копчёную мякоть.

– Ушли? – спросил он, как ни в чём не бывало.

– Ушли.

– Ну что, ещё есть сомнения?

– Нет, – ответил Белов.

– Вот тебе и несчастный Зябликов! – укоризненно произнёс Рыбин. – Сам о своё исчезновении в полицию сообщил. В общем, так, Белов, иди к себе в кабинет и пиши отказной материал, а то мы итак на этого прохвоста целый день потратили.

Дверь в подвал отворилась и из него высунулась голова Анатолия Петровича.

– Заходите, гости дорогие! Только осторожно! Смотрите под ноги.

Включив фонарик, дядя Толя провёл гостей к себе в комнатку. Там за накрытым столом уже сидел Валерий.

– Прошу любить и жаловать! – сказал именинник присутствующим. – Это мой друг, Валерий! А это мои друзья и коллеги, Елизавета и пан Збигнев. Живут в соседнем подвале.

– Очень приятно, – чуть смущаясь, произнёс Валерий.

– А я тебя знаю, – сказала Лиза. – Ты меня как-то сигареткой угостил.

– А сейчас у него даже на спички денег нет, – с сочувствием произнёс Дядя Толя. – Опустился к нам на дно житейское из четвёртого подъезда. Кстати, сегодня в день моего рождения меня чуть было не пристрелил один из жильцов.

– За что?

– За то, что я шумлю. Но на моё счастье у него под ногами пробежала мышь, и он от страха забыл и про пистолет и про меня. Выбежал из подвала, как бегун на короткой дистанции.

– А Валерий у тебя уже начал стажироваться? – поинтересовался Пшикинский.

– Нет. Это была всего лишь экскурсия. По местам нашей никчёмной жизни.

– Ну и как, понравилось? – усмехнувшись, спросила Лиза у Валерия.

– Впечатлило, – сказал Валера, уклонившись от прямого ответа.

– Ладно, хватит о грустном, – прервал всех дядя Толя. – У меня сегодня день рожденья и я с нетерпением жду поздравлений и пожеланий! Для тех, кто забыл, напоминаю, что мне сегодня исполнилось 59 лет! И я очень рад, что не шестьдесят!

– Толечка! – восторженно воскликнула Лиза и бросилась обнимать и целовать именинника. – Любимый мой, я тебя поздравляю! И желаю тебе вагон пустых бутылок и никогда не болеть!

Эй, эй, – осадил свою подругу пан Збигнев, – ты не очень-то! И болтаешь ещё не думая. Никогда не болеют только те, кому уже ничего не надо, а нам ещё кое-что хочется!

Пшикинский сбросил с головы на пол свою грязную кепку и взвизгнул: «Эх, твою мать, гулять, так гулять!»

И грохнула пробка из-под шампанского, и забулькала бутылка, и зазвенели стаканы, и полегчало на душе.