Виталий Конеев - Гнев Бога

– Пускай он умрёт! Или вместо него погибнет весь город!

Иные же, более благоразумные, спрашивали друг друга:

– Его нужно отдать на побитие камнями по закону Моисея. А кто это сделает? Народ не поднимет руку на него.

Первосвященник, недовольный этими криками, грозно посмотрел в сторону судей, заставил взглядом замолчать всех и жестоким голосом сказал:

– Анна, составь приговор синедриона!

И он рванул учителя на террасу дворца. Люди при виде Иешуа заплакали, завопили:

– Мессия! Приди к нам!

Жестами Каиафа потребовал тишины и, указывая на учителя, обратился к людям:

– Вот! Спросите его: Мессия ли он? И если сей человек скажет: «Да», я отведу его в Храм Отца Его.

И, оставив учителя перед стоящей внизу толпой иудеев, недоумённых, растерянных, робко вопрошающих: «Мессия, мы понимаем. Ведь он приказал тебе солгать» – первосвященник, яростно сверкая глазами, стремительно ушёл в зал. Нетерпеливо махнул рукой, сидевшему за столом Анне.

– Ну, скорей, скорей.

Члены синедриона один за другим ставили на документе против своих имён короткое «да» и прислушивались к людскому рёву на улице. Каиафа вырвал куски папируса из под руки Анны, быстро просмотрел, скатал в трубку и протянул священнику.

– Иди к прокуратору.

Между тем, народ обрушил град камней на Иешуа. Каиафа, видя это и боясь, что учитель мог погибнуть до того, как Понтий Пилат должен был поставить подпись на документе, а так же видя, что стражники, вжимая головы в плечи, бежали с террасы, вышел к Иешуа. Не склоняя головы под летящими навстречу камнями, он неторопливо увёл учителя в зал.

Теперь Иешуа хотел умереть, но у него не было сил вырваться из крепкой руки первосвященника и вернуться на террасу, не было сил разжать губы и попросить Каиафу, как о милости – дать ему смерть.

Чувство стыда заполнило его душу. Каждая секунда жизни для учителя была мучительным, невыносимым страданием. И когда перед ним и первосвященником появился взмокший Анна со свитком папируса и раскатал его перед лицом Иешуа – тот облегчённо перевёл дух.

Каиафа, продолжая держать учителя за плечо, сильным движением руки бросил его вперёд в сторону двери, и, сопровождаемый членами синедриона, быстро спустился по лестнице вниз, вывел учителя из дворца на площадь, к ревущей толпе. И он уже было, отступил назад, удовлетворённый тем, что всё кончилось так легко, равнодушный к тому, что сейчас могло произойти с учителем, и готов был шагнуть через порог, но вдруг заметил нечто странное. К многотысячной толпе, которая прихлынула к Иешуа и начала забрасывать его камнями, стремительно скакали трое римских всадников. Не останавливаясь, они врезались в людское море, давя, разбрасывая озлоблённых людей по сторонам. Они пробились к упавшему Иешуа всего в нескольких локтях от изумлённого, ничего не понимающего Каиафы. И пока двое, угрожая мечами и криками: «Сюда идёт римский отряд!» – обратили в бегство иудеев, третий – в золотом облачении центуриона, спрыгнул на землю, поднял окровавленного, неподвижного учителя и бросил его поперёк седла.

Каиафа узнал в центурионе иудея. И хотя никогда не видел его раньше, но понял, что перед ним находился дезертир претория Иуда. Только такой человек мог совершить безумный поступок в городе, полном римских солдат.

Каиафа отступил назад и сделал знак страже: стоять на месте. Мысль, что Иуда выполнял волю прокуратора, удержала его от желания схватить дерзкого ученика Иешуа. Когда трое всадников умчались в ближайшую улицу, Каиафу охватило предчувствие, что он завтра мог потерять сан первосвященника. Он застонал. Его глаза увлажнились слезами отчаяния, но уже через несколько секунд владыка, придя в себя, обернулся к страже, чтобы послать её в след беглецам, и заметил стоявшего рядом египтянина.

– Позволь мне, владыка, выполнить твою волю.

– Неужели ты сможешь удержать этих проклятых учеников Иешуа?

– Да, только дай мне хорошую цену за голову учителя, и он завтра будет распят римлянами.

– Сколько ты возьмёшь за него?

– Дай мне, Каиафа, тридцать серебряных шекелей, чтобы сбылось речение вашего Писания.

Как ни был взволнован первосвященник, но он вспыхнул яростью от насмешки астролога и поднял, было, посох, но Анна бросился ему на грудь, надсадно зашептал:

– Останови руки. И дай ему, как сказано в Писании – тридцать серебряников, иначе мы ответим перед Пилатом.

– Да у меня нет таких маленьких денег.

И Каифа вырвал из пояса золотые монеты, и хотел бросить их под ноги волшебника, но тот сделал протестующий жест руками.

– Нет – нет, Каиафа, только серебро.

– Глупый ты человек. Вот эта золотая монета заменит сотню серебряных шекелей.

На это Латуш отрицательно качнул головой и, щуря глаза в улыбке, повернулся боком к взъерошенным священникам, давая понять, что уходил.

Анна торопливо шепнул своему племяннику, который в это время в досаде, что принужден был стоять рядом с язычником, да ещё волшебником, который смеялся ему в лицо, дрыгал весьма опасно ногой и плевался:

– Дай ему, что просит, и пускай он своими чарами погубит Иешуа, а деньги возьми у стражников.

Когда Каиафа отсчитал тридцать монет и уже готов был бросить их под ноги астрологу, но тот быстро шагнул к первосвященнику, ловко забрал деньги из его руки и, сжимая их в кулаке, медленно проговорил:

– Это плата по Писанию за кровь человека, невинного. Сегодня тебе скажут, владыка: он схвачен, а завтра – распят.

И ушёл к чернокожему слуге, вскочил на коня.

Уже ночью, когда римский легион заканчивал окружение Масляничной горы, к прокуратору прискакал вызванный из крепости Панфера.

Едва он появился перед Понтием Пилатом, как вокруг него немедленно встали плотным кольцом десятки легионеров. Прокуратор сильным жестом указал плетью в сторону тёмной вершины горы.

– Панфера, готов ли ты в последний раз отличиться в моих глазах и схватить Иешуа Мессию?

В свете факелов лицо коменданта показалось прокуратору зловещим. И когда Панфера опустил огромную руку вниз, то ли желая поправить повод коня, легионеры, стоявшие рядом с ним, выхватили мечи. Понтий Пилат рванулся к нему и сжал его руку.

– Панфера, позволь мне уволить тебя из армии с честью.

Крупное тело коменданта обмякло. Он с глубоким вздохом ответил:

– Понтий, я выполню твой приказ.

– Хорошо. Иди. Но если ты не приведёшь врага римского народа Иешуа Мессию, то убей себя.

На глазах Панферы блеснули слёзы. Понтий прощально хлопнул его по плечу.

– Видят боги: я не желаю твоего бесчестия.

Комендант во главе конного отряда скрылся в темноте на горной дороге, а спустя полчаса вернулся назад. Легионеры волокли окровавленного человека с поникшей головой, который держался на ногах только благодаря тому, что его руки были привязаны к сёдлам коней.