Виталий Конеев - Гнев Бога

Уреки она остановилась, внимательно глянула по сторонам и, полная любовного жара, подняла взгляд на Иуду, розовея щеками.

– Сними одежду, – сказал он ей.

Она растерялась. Её длинные ресницы, как бабочки затрепетали. Стыд охватил влюблённую Марию. Она умоляюще посмотрела на Иуду, но он нетерпеливым жестом вновь приказал ей раздеться. И Мария, с глазами полными слёз, задыхаясь от волнения, дрожащими пальцами потянула вверх подол туники, тихо вскрикивая от взгляда Иуды и поворачиваясь к нему боком и тем ещё более возбуждая ученика Иешуа. Путаясь в одежду, она сбросила её и потянулась к Иуде, обвила его крепкую шею белыми руками, умиротворённая тем, что добилась его любви. Мария, уже не желая ничего более, кроме его поцелуев, вспыхивала от стыда, когда он губами начал ласкать её тело.

Если бы Иуда не был ослеплён бурной страстью, то он мог бы заметить не только верхний этаж крепости Антония, что возвышалась над склоном горы, но и Панферу. Он неподвижно стоял на боевой площадке под палящими лучами солнца и смотрел на улицы городка Фивания…

Понтий Пилат, узнав о распоряжении Каиафы: схватить Иешуа, удовлетворённо хмыкнул и наслаждаясь прохладой полуподвального зала дворца, озорно дрыгая ногами, перевернулся на живот и сказал кассию:

– Ну, а теперь мне любопытно: как поведёт себя Панфера? – Он мощным прыжком вскочил с ложа. – Вот мой приказ: найти дезертира претория Иуду, предать его бесчестию в крепости Антония, а потом– в лагере перед легионом и там же бросить его на крест!

Когда, спустя несколько часов, Иуда, сопровождаемый утомлённой и счастливой Марией, быстро приблизился к Овчим воротам, думая об Иродивде, от угла крепости Антония к нему шагнули Панфера и Квадрат.

Панфера ударил Иуду по плечам и сильно рванул к себе, заломил руки дезертиру за спину и молниеносно стянул в локтях тонкой бечёвкой, говоря:

– Ты, Иуда, предал римский народ и преторий. Следуй за мной.

Мария, с пронзительным визгом метнулась вперёд, оттолкнула коменданта и выставила перед собой растопыренные пальцы, закрывая Иуду, который спокойно, кривя лицо насмешливой улыбкой, смотрел на бой иудейки и римлянина.

Тот, беспокоясь за свои глаза, крикнул центуриону:

– Квадрат, убери сумасшедшую бабу!

Глава пятидесятая

Манасия, обжигая горло и лёгкие горячим воздухом, бегал по улицам Фивании от дома к дому в поисках Иуды. Он проклинал себя за то, что не решился напасть на ученика Иешуа в Иерусалиме, как внезапно увидел перед собой в дрожащем мареве всадника с закрытым лицом.

– Кто ты? – с угрозой рыкнул Манасия, готовя в рукаве нож

Всадник откинул платок, и секарей узнал в человеке астролога

– А, это ты, язычник. И смеешь вот так просто останавливать меня, близкого к Богу.

– Да, сейчас ты, Манасия, как никогда близок к нему со своим диавольским видом, – насмешливо ответил египтянин, щуря глаза.

Секарей, мучимый болью не обратил внимание на поносные слова астролога, устало буркнул:

– Что тебе надо от меня?

– Да ведь ты хотел найти Иуду.

– Где он?!

Манасия оживился. Прыгнул стремительно вперёд и сжал костистой рукой бедро египтянина.

Латуш брезгливым жестом руки отбросил широкую длань убийцы в сторону и, смеясь, вздёрнул коня на дыбы.

– Слушай меня внимательно, секарей. Твой враг иуда схвачен Панферой и находится в крепости Антония. И по закону Рима должен быть распят на кресте, как предатель.

Манасия со стоном отчаяния пошёл за всадником, умоляющим жестом простирая к нему дрожащую руку.

– Латуш, могу ли я добраться и как, до мальчишки?

– Да, если ты выполнишь то, что я скажу тебе.

Манасия, ненавидяще следя за египтянином, ответил:

– Хоть на колена – прикажешь – встану.

– Тогда, секарей, поспеши.

– Что? Встать на колени? Да не полоумный ли ты, чтобы я – левая рука Бога…

– Нет, собери свой народ. И как можно больше. И ещё до сумерек поднимись на Масляничную гору. Там у новой беседки – в час. Когда солнце уйдёт за горизонт – появится Иуда.

– А почему я должен верить тебе, Латуш? Ведь ты проклятый язычник.

И, Манасия, заподозрив подвох, пронизывающим взглядом стал смотреть на египтянина.

– Какая тебе выгода, Латуш? И где твоя цена?

– Цену мне даст первосвященник Каиафа. А если ты, Манасия, не сделаешь то, что я сказал, то никогда больше не увидишь Иуду.

И он рванул коня в сторону и, закрыв лицо платком, поскакал в Иерусалим.

Улицы города были полны богомольцами, которые искали Мессию.

У дворца Антипатра Латуш опередил бегущую Марию, бросил во дворе коня и, облегчённо переводя дух, скрылся в прохладном коридоре.

И вот с обычной своей улыбкой, которую можно было бы назвать хитрой или таинственной, Латуш вступил в зал, где сидели в креслах царственные супруги и скучающе посмотрел на актёров, которые разыгрывали перед ними греческую комедию.

Едва астролог занял свободное кресло, как в зал вбежала Мария и метнулась к Иродиаде с криком:

– Царица, спаси Иуду!

Антипатр при этом известии счастливо улыбнулся и, не в силах сдержать смех, вскочил на ноги и, мерно аплодируя актёрам, расхохотался. Тогда как царица с потрясенной душой притянула к себе служанку. Прекрасные глаза Иродиады уже заблестели от быстро закипавших слёз. Но вот растерянная, обезумевшая царица остановила свой взгляд на чрезмерно припухших губах Марии. Иродиада стремительно бросила руки на шею служанки, но желая убедиться, опустила руки ниже и разорвала одежду на девушке, обнажив её грудь, на которой отчётливо были видны красные пятна.

Царица, как перед смертью, закричала и, вновь, сжав нежную шею Марии, тихо спросила:

– Ты была с Иудой?

– Да, – задыхаясь, пролепетала служанка.

Антипатр метнулся к Иродиаде и, счастливо фыркая, с трудом разъял закостеневшие на шее Марии, пальцы супруги. Та откинулась на спинку кресла и закрыла глаза ресницами, из – под которых, блеснув, скатились по белоснежным щекам прозрачные капли слёз.

– Мне больно, – со стоном сказала она, но когда Антипатр шагнул к ней, царица остановила его жестом руки. – Нет, всё прошло.

И она вперила холодный, беспощадный взгляд в растерянную девицу.

– Ну, моя дорогая, – ласково заговорила царица, – ты хотела что-то сказать о Иуде? Говори.

– Его схватил Панфера и увёл в крепость Антония.

Царь с удовольствием крякнул и, отворачиваясь от Иродиады, приятно улыбаясь, сказал:

– Теперь я, пожалуй, поверю в Бога.

– А рядом с Панферой, кто был?– мягко спросила царица.

– Квадрат, – ответила Мария.

– И всё?

– Да, всё.

Иродиада жестом приказала служанке выйти вон и презрительно улыбнулась мужу.

– Разве ты не знаешь, мой супруг, что Иешуа сын Панферы, а Иуда любимый ученик Иешуа.