Андрей Птицын - Сшитое лицо

– Я же говорила тебе! – с перекошенным от ярости лицом выкрикнула Ичин, приблизив своё лицо к Хонгу. – Надо было убить её сразу! Почему ты послушался меня? Это ты виноват! Ты! Ты все время…

Собравшийся вместе отряд шитолицых стоял над мертвыми соплеменниками. Рука Хонгу вдруг вцепилась в горло Ичин, и та на полуслове захрипела забившись. Безуспешно пытаясь освободиться, Ичин, лицо которой побагровело, с ужасом смотрела на Хонгу. Его побледневшее лицо исказила судорога, а невидящие глаза смотрели сквозь Ичин. Второй рукой он медленно вытащил из-за спины пальму. Стоявшие вокруг спутники с опаской отступили на шаг назад. Хонгу обвёл их бешеным взглядом, и наконец, словно очнувшись, разжал руку: Ичин ловя воздух ртом, упала на землю.

– Не время нам затевать ссоры… – тихо, сквозь зубы произнёс Хонгу, приходя в себя. – Проводим наших братьев в последний путь.

Стемнело и взошла луна. Собранные в кучу сучья занялись огнём, и вскоре огромный костёр заполыхал, озаряя яркими отблесками окружающий лес. Треск горящих сучьев эхом отдавался по округе. Уложенные в середину костра тела погибших, превратившись в дым, отправились в другой мир. Люди племени Хонгу не хоронили умерших в земле, как это делали уранхаи саха, не хоронили их на арангасах, на верхушках деревьев, как некоторые соседние племена. Они сжигали их в пламени. Шесть неподвижных фигур черными контурами выделялись на фоне яркого огня. Пляшущее пламя вырываясь из-под толстых сучьев, всполохами освещало бронзовые застывшие лица. И темные деревья стояли вокруг как свидетели. Вскоре после того, как огонь погас, отряд покинул это место, и, немного переместившись вниз по реке, устроился на ночлег. Когда на востоке забрезжил рассвет, Хонгу поднял своих людей.

– Они направятся по долине, до озёр. Другого пути нет, – произнёс Онгонча, глядя на Хонгу. – Нам не обязательно сейчас идти по их следу.

– Что ты предлагаешь?

– Пойдём пешком – устанем. Спустимся на лодках до слияния рек. Дойдём до больших озер и там пустим собаку. Она возьмёт след. Другого пути у них нет. Там и перехватим.

– Верно. Так и сделаем, – подумав, властно произнёс Хонгу.

К полудню беглецы, спустившись по откосу небольшой пади, поднялись по её склону на противоположную сторону, и вдруг внимание Айыыны что-то привлекло. На стоявшей на возвышении скалы старой одинокой сосне с обломанной верхушкой, она заметила затёс и воткнутую в него стрелу с перьями на хвосте. Метка была видна издалека и удивила девушку.

– Что это? – спросила она Бэркэ.

– Это метка… Хойгуо, – ответил Бэркэ, остановившись.

– Что она означает?

– Что означает? Её оставил какой-то хосуун-удалец, – подумав, ответил Бэркэ, – она означает, что он не боится битвы. И те, кто хотят отомстить ему, могут найти его по этим меткам.

– И кто он, интересно, этот человек? – заинтересованно спросила Айыына, – И что сделал?

– Это неизвестно, – пожал плечами Бэркэ, прикоснувшись рукой к стволу дерева, и разглядывая потемневший от времени затёс – стрела старая. Давно это было.

Солнце пригревало их на скале, а под ними сколько видел глаз, тянулись леса и холмы. Высоко вверху кружил коршун, темный на голубом небе. Они ещё раз взглянув на метку, в молчании покинули это место. К вечеру, пересекая небольшой ручей, они наткнулись на густые заросли поспевшей смородины: не удержались от соблазна и, забравшись в пахучие заросли, рвали горстями тяжелые кисти спелой ягоды, с наслаждением поедая их. Вскоре, переглянувшись, оба невольно улыбнулись, глядя на перепачканные ягодой лица друг друга. В одном из распадков, из ближних кустов, громко хлопая крыльями, неожиданно взлетела птица. Вздрогнув от неожиданности, беглецы в испуге присели, но Бэркэ тут же, выхватив лук, дал Айыыне знак не шуметь и ободряюще моргнул двумя глазами. Натянув тетиву и бесшумно ступая, он начал двигаться к тому месту, откуда донесся звук. «Фр-р!», – взлетела следующая птица и тут же упала, пронзённая стрелой. Иссиня-чёрный, с белыми крыльями и хвостом, самец тетерева забился на земле, громко хлопая крыльями. Бэркэ, намеренно пропустив взлетевшую следом самку, и ещё одним выстрелом добыл очередного самца. Складывая добычу в суму, он скромно улыбнулся Айыыне:

– Это на ужин…

– Хорошо стреляешь! С тобой не пропадёшь, – восторженно произнесла Айыына, улыбнувшись добытчику.

Поздним вечером они достигли длинного озера, над которым, словно жалуясь, шумно кричали чайки. Бэркэ выбрал на его берегу скрытое от глаз, укромное место. Насобирав хвороста, он высек кремнем искру, и над костром заструился дымок. Язычки пламени вспыхнули хвастливым треском над сухой хвоей. Насадив тетерева на ветку, поджарил его. Вскоре проголодавшиеся беглецы в молчании принялись за ароматно пахнущее мясо добытой птицы. Бэркэ щедро подложил дров в костер, горячее пламя весело затрепетало в воздухе, а он вдруг спросил сидевшую напротив Айыыну:

– Долгоон, он… Он говорил, что богат и зажиточен…

– Да, его семья – не бедняки.

– Тебе повезло с женихом… – произнёс Бэркэ.

Он вспомнил, как струсил Долгоон, но решил не расстраивать девушку. Какое его дело?

Некоторое время они сидели в тишине, глядя на взлетающие к небу искорки от костра. Айыына заметила, что задумавшийся о чем то Бэркэ поморщился, касаясь пальцами своего шрама на лице.

– Тебе больно?

– Нет… Просто… Воспоминания. – словно очнувшись, ответил Бэркэ. – Все в порядке. – Его шрам все ещё отдавал тупой болью, когда он хмурился, и иногда, при плохой погоде, ныла рана от стрелы. Но он верил в то, что эта боль нужна ему. Что она твердит, что бы он ничего не забыл. Заметив что девушка погрустнела, Бэркэ, желая развлечь ее, сам того не желая, вдруг рассказал о том как он познакомился с Бузагу и Толбочооном. Удивившись самому себе – ведь он никогда и никому не рассказывал этого, он предался воспоминаниям. Все это казалось происшедшим тысячу лет назад. Айыына с интересом слушала его нескладный рассказ.

В мутной сумеречной дымке терялись лохматые холмы, тускнели мари, и вскоре всё слилось с синими вечерними сумерками. Смолкли в темноте чайки, наступила ночь. Бэркэ нарубил лапника, и Айыына, едва уронив на него голову, уснула. Молодой охотник ещё некоторое время сидел у костра, время от времени подкладывая в него сучья. Бэркэ посмотрел на спящую девушку и не смог отвести взгляд. Айыына лежала свернувшись, подобрав одну ножку, и вытянув другую. Ее волосы сдвинулись в беспорядке, на открытой шее пульсировала синяя жилка, ее лицо выражало умиротворенность и доверчивую безмятежность. Бэркэ понял, что девушка слепо верит ему, и вдруг ощутил странное волнение, непреодолимое желание не обмануть этого доверия, спасти ее любой ценой. Ты должен ее спасти – сказал он себе. Только ты, Бэркэ, можешь помочь ей. Спасти во что бы то ни стало. Он осторожно укрыл спящую девушку сползшей дохой.