Руслан Передельский - Чугунные облака

– Ну и о чём ты думала, курица?

«Дубовый» прекрасен лунной ночью – МаМа не устаёт думать об этом вновь и вновь. Она не устаёт рассматривать мельчайшие детали парка, открывающиеся со светом луны. Она любила это место с самого детства. Вдали виднеется самый излюбленный уголок: начало крупного яра, по ширине своей напоминающего компактную версию каньона. Сырая земля делится на части, и за трещиной образуется укрытая густыми кустарниками яма. Рядом застыло тёмное дерево, острыми ветками разрывающее лунный свет. У дерева аккуратно приставлен пень. На самой толстой ветви узлом обмотана верёвка, заканчивающаяся петлёй. Достаточно широкой, чтоб в неё вошла голова женщины.

Она ждала этого момента, раздумывала о нём давно и тщательно выбирала место, раздумывая о плане своей смерти сидя в старом протёртом кресле. Она всё продумала, и эта ночь должна была стать последней.

Она и стала.

Старуха сбавила шаг, не спеша подходя к дереву тяжёлыми шагами. «Шарк-шарк…», кусты рядом дребезжат на ветру, первые осенние листья падают вниз. Её сморщенное лицо, медленно укрывающееся холодными слезами освещает убывающий месяц. Рот открыт в попытках глотнуть побольше свежего воздуха. Глаза с жадностью рассматривают последний в жизни пейзаж. Сзади слышатся чужие шаги – более лёгкие и медленные. Она чувствует его дыхание. Ей так хотелось чтобы он пришёл.

– Дорогой?

– Не называй меня так. Я говорил это миллион раз.

– Ты знаешь зачем я тут?

– Я прекрасно это знаю.

– Хочу освободить тебя.

Мрачную тень укрытого морщинами тощего тела освещает луна. Он стоит сзади, скрестив руки на груди. Глаза наливаются злобой: подобный взгляд, должно быть, был семейной особенностью. Кажется, он готов вцепиться в тонкую шею хрупкой старухи с минуту на минуту, и сдерживание стоит ему огромных усилий.

– Почему ты не сделала это раньше? Чего ты ждала?

МаМа молчит, продолжая неторопливо ступать по своей Зелёной Миле. Её глаза опускаются, на веках блестят слёзы.

– ОТВЕТЬ МНЕ! – срывающимся голосом кричит старик – Не делай из себя святую, продержав меня в этом ужасном месте вечность!

– Ты всегда был лучше меня…

– И не говори очевидных вещей! Меня это раздражает!

Она уже у пенька, сквозь петлю просвечивается часть круглой луны. Убывающий месяц всегда виделся крупной головкой сыра, от которой отрезали кусок. Шаг, и она легко взобралась на вершину обрубка дерева, с лёгким сожалением смотря вниз. Всматриваясь в заросший яр, заросли которого она видит в последний раз. Голова сама скользнула в петлю. Всё происходит словно инстинктивно, как то, что должно было случится ещё давно. Будто всё в этом мире помогает ей уйти.

– Прости меня! – МаМа не сдерживает слёз, они стекают ручьём по дрожащим щекам, стремительно обрываясь вниз.

На лице старика не читаются эмоции. От него веет холодом. Пустой, укоризненный взгляд. Мрачный уродливый горб, возвышающийся над царством безразличия. Он подходит ближе, с интересом всматриваясь в картину, о которой он мечтал последние несколько десятилетий. Запрыгивает на пенёк, ощущая беспокойное холодное дыхание жены. К сожалению, она осталась ему женой на вечность. На тонких пальцах до сих пор блестит обручальное кольцо.

– О, МаМа – он протягивает тонкую руку к щеке жены. Длинные ногти выпиваются в дряблую кожу – Знай, я навсегда запомню тебя молодой.

– Правда? – с надеждой шепчет она.

Старик обхватывает её руку, незаметно снимая кольцо. Расплываясь в ухмылке старая дура ничего не замечает.

– Ага – сойдя с пенька, он отступает назад готовясь наблюдать за столь ожидаемым зрелищем. Мрачное дерево, серебряный свет луны, когтистые ветви. Невероятный антураж. Отчаянный взгляд МаМа затуманивается. Что это? В нём заиграла надежда, радость. Она обхватила петлю руками, старательно пытаясь высвободить шею.

– Я буду жить вечно! – со смехом выкрикивает она – Нет, нет, я хочу…

Фраза обрывается. С её уст сходит лишь тихий сдавленный скрип.

Лицо старика покрыли густые вены. Знакомая длинная синяя сеть сосудов и артерий. Глаза залились тёмной краской. Он потерял облик человека, под ней стояло жуткое создание, напоминающее демона, сошедшего со страниц книг с страшными историями.

– Ты будешь жить вечно – обрывисто выкрикнул он – Только в страшных муках.

С этими словами тощая костлявая нога выбила пень из-под ног старухи. Покатившись, он полетел вниз в яр.

Влажное от слёз лицо застыло в бездумном выражении. Глаза смотрели вдаль, прямо на приближающуюся к ней пару парней. Ноги повисли в воздухе, прекратив судорожно болтаться на десятой секунде удушья.

Старик посмотрел за спину, угрюмой улыбкой встретив приближающуюся пару возбужденных мальчишек. Одним лёгким движением пальцев он отбросил серебряное обручальное кольцо в сторону.

Украшение покатилось вниз по покатистым склонам яра, застыв на торчащей деревянной кочке. «МаМа и ПаПа= любовь» – тонкими прописными буквами выгравировано на серебре.

Кольцо переливалось блеском в свете луны, затаившись под тенью зависшей в воздухе хозяйки. Умирающая старуха выплюнула накатившую к горлу кровь, окрасив подбородок в багровый. Хрип прикатился.

МаМа мертва.

«Любовь навсегда»– выгравировано на обратной стороне украшения.

– О НЕТ! ОНА МЕРТВА! О ГОСПОДИ!

Крик испуга эхом прошёл по всему «Дубовому».

Я застыл как холодная ледяная глыба, шокировано всматриваясь в застывшую над землёй тень. МаМа сейчас казалось призраком, духом из фильма о Хэллоуина, летающим над лесом. Она казалось миражом играющим в лучах луны.

Нереальная картина. Должно быть, самое атмосферное место для смерти (если такое, конечно, бывает) – месяц, в бликах которого выплясывают воздушные пылинки, торчащие в разные стороны ветви, превратившиеся в тёмные мазки красок, петля, качающаяся из стороны в сторону.

Я видел её ступни, нависающие над землёй. Один тапок-зайка спал, смотря несчастным взглядом в нашу сторону. Одноглазым взглядом. Его белая шерсть полностью выкрасилась в цвет грязи.

Ну а я кричал. Кричал что есть мочи. В глазах стояли слёзы, и стандартное «ОМГ, во что превратилась моя жизнь?» утратило всякое значение, как фраза, произносимая чересчур уж часто.

За эти дни мне должны были присудить почётный титул «Короля Крика». У меня хорошо получается кричать, прямо как в ужастиках, когда камера налетает на лицо героя крупным планам и видно все мимические подробности его лица. Крик у меня звонкий, но при этом не срывается на девичий визг.

Меня бы оторвали режиссеры фильмов ужасов с руками и ногами. Опыт в роли жертвы уже имеется.

Макс стоял сзади, и я слышал лишь жалкий стон. Будто он тоже хотел кричать, но ничего не выходило: