Руслан Передельский - Чугунные облака

Он смеётся.

– Да ты ещё дашь фору прыщам-хранителям дырки в стене, глазастик.

Хихикаю, вспоминая главную героиню романа Харпер Ли и осознавая то, что Ярослав сам не понял свою отсылку.

Мелкие холмы вырастали один за другим, возвышаясь сырыми зелёными вершинами над нашими головами. Ландшафт этого парка напоминает панцырь какого-нибудь вымершего вида чешуйчатых. Мы обходим эти возвышения по тесным полоскам, окутавших их как речки. Периодически мой кед проваливается в болотистую землю и я нарочито причмокиваю.

Через минут десять стену зелени прерывает высокий тянущийся к небу столб, который, при желании, можно не отличить от соседних сосен. За ним чередой серых обрывистых скал возвышаются обломки стадиона.

Живого места на них не осталось – всюду яркие бездарно криво нарисованные граффити. В основном пухлые и воздушные как яблочная шарлотка надписи без какого-либо смысла. На закрытых воротах рядом с входами виднеются рисунки нарисованные более талантливыми художниками. Лицо африканца в анфас. Мудрые глаза заглядывают вдаль. Безумный кролик с окровавленной пастью и глазами-маятниками, напоминающими шкатулку искателей приведений из «Заклятья».

А теперь самая необычная особенность заброшенного футбольного стадиона: от него откололась ровно половина, просев на сыром грунте. Вот так вот – словно её отрезали острым лезвием кухонного ножа.

Теперь западная часть – под землёй, восточная победно возвышается над ней.

Кое-где затерялись крупные гранитные обломки, отколовшиеся от стен. Схожи они на руины форума в Риме.

Кто бы мог подумать, что вид жуткого заброшенного стадиона вызовет у меня не мурашки по телу, а прилив… Мне это чувство не сильно знакомо… Вдохновения, что ли.

Да-да, оно с ранних годов во мне проявлялось в самый ненужный момент. А именно видя что-то мрачное. Отталкивающие. Пугающие. Я то думал последние события должны были закопать эту привычку, заколотив в гроб и бросив под землю.

– И почему забросили такой огромный стадион? – спрашиваю я, водя головой от его начала и до конца. Он растянулся на всю площадь равнины, оставляя вокруг себя лишь тесные пятачки. Центральный вход, скорее всего, с другой стороны. Мы же у тыльной части.

– Ты не слышал эту историю? Не удивительно. Все «легенды и сказания» о Тришаковиче тут хотят забыть. А интересный был мужик. До сих пор кучи ненормальных анархистов и сатанистов молятся на его портрет.

Тришакович – единственный человек, печально прославивший тихий омут во всём мире. Один из немногих кто нагло решился нарушить общественный порядок целиком. Для него полиция стала легко побеждаемым конём, а все люди одинаковыми пешками. Таких ужасных и жестоких зверств, что вытворял он, ещё не знал земной шар.

Рассказал мне о нём Алексей, ещё до моего переезда. Я ему назвал город а он такой: «О! Это же там где убивал Тришакович!». Я запихивал трусы в чемодан и даже капли интереса не проявил к этому факту.

Короче говоря, как утверждают псевдо-эксперты с тухлых заброшенных сайтов и мрачных аккаунтов «Тамблера» , а также документальные видео на ютубе состоявшие из взятых из Википедии фото, цель Даниила была посеять хаос среди всего человечества. Обрести могущественную команду и путём культивирования жестокости «достать склонность к насилию» из каждого человека. Он утверждал что в каждом из нас сидит безумец, просящий выйти. «Жизнь только одна, и её следует прожить потакая своим животным инстинктам» – так он сказал при первом задержании.

– Тришакович с командой заминировали стадион. Во время игры регионального чемпионата бомба взорвалась. Куча народу погибла.

– Ого.

– Да, настоящий теракт. Считай, там был весь город. Говорят всё это из-за чувака-лидера шайки, мешавшей Даниилу. Так они убрали его и ещё почти пятьдесят людей. Это девяносто второй. Я вообще не пойму, как выживали в это безумное время?

Я вопросительно смотрю на ушедшую под землю часть арены. Она как огромный тарантул пытается схватится бетонными клешнями за землю. В разных местах над ней торчат цементные балки.

– Ах, это. То крыло, в котором произошёл взрыв, не выдержало. Бомба расшатала хилую породу земли, и стадион просел. С каждым годом он проваливается всё больше и больше.

Удивительно: одна часть почти полностью ушла под землю. Другая осталась нетронутой.

Изнутри стадиона слышится гул. Кто-то орёт что-то вроде кричалок. Слова не ясны. Кто-то просто визжит. Точь в точь там идёт настоящая футбольная игра. Ну а мы то знаем, что там происходит – настоящая драка.

– Мы сейчас всё пропустим! – раздосадовано кидает Ярослав и подбегает к узкому обвитому тьмой входу. Выглядит как дыра в стене. К нему ведут несколько проваливающихся ступеней.

Я задерживаю дыхание, как фри-дайвер готовящийся к погружению. Сейчас я погружаюсь в царство мрака и зловония. Тут пахнет блевотнёй и табаком. Раньше, я назвал бы это «самым взрывоопасным запахом мира», но после кошачьего горшка МаМа меня ничем не удивишь.

Кажется, мои глаза вот-вот начнут слезится. Мы покидаем зону света – в конце туннеля даже не видно света (прозвучало бессмысленно). Я чувствую как ступаю по чему-то рассыпчатому. Достаю телефон и включаю фонарик.

Под ногами настоящая свалка. Бутылки от пива и чего покрепче, обёртки от конфет и пакеты от чипсов. А самое главное, глаза, рыскающие по грязному полу засекают ботинок Ярослава. Он уткнулся в использованный влажный презерватив.

– О УГОДНИКИ! – вскрикиваю я, направляя свет на маленькое блестящее кольцо.

– ФУ! ФУ! ТВОЮ МАТЬ! – он отпрыгивает от радиоактивного места на метров двадцать, судорожно обтирая ботинок об пол.

– Аккуратнее, тут в любом месте может затаится блевота.

Ярослав на меня смотрит снизу вверх, кажется он зол. То ли на меня, то ли на сперму на его подошве.

Я продолжаю смеяться и идти в другом направлении. Фонарём освещаю маты на стенах, налипшие жвачки, осколки и шприцы. Обхожу их максимально щепетильно, как самую огромную опасность для моей жизни.

А кто хочет подхватить ВИЧ на какой-то там стреле? Вот это будет по настоящему хреново.

В некоторых местах эти самые шприцы валяются пачками, торча иголками вверх словно хищники, выжидающие жертву. Тут становится дурно. Вдыхая этот запах, смотря на эти граффити, кажется, что стены начинают сдвигаться, голова кружится. Начинается форменная клаустрофобия, но вроде бы я никогда ею не страдал.

Хотя, кто знает?

– И как тебе вступить в сперму? Не в первой? – смеюсь я обращаясь к Ярославу. Он тащится сзади.

На удивление он не обижается на мою шутку, хоть я и подмечаю ужасную вещь: похоже, я перенял обидные подколы от компании «мажорчиков». До переезда сюда я просто ненавидел людей, любящих обидно подкалывать друзей.