Руслан Передельский - Чугунные облака

Вытянув руку, я зажал тёмную ткань, прикрывавшую глаза Андрея, между пальцев, резко содрав с его лица. Его напуганные карие глаза с надеждой и удивлением взглянули на меня.

Уверенный, холодный и дерзкий парень, который никогда не нуждался ни в чей помощи сейчас одним лишь взглядом умолял меня помочь. В глазах читалось и мимолётное «извини», и отчаянное «СОС» и обнадёживающие «спасибо».

Я вцепился в прочную верёвку, окутавшую его руки. Мы были настоящими братьями с самого детства. И если идти ко дну то только вместе.

Яркие переливающиеся огни осветили невинное доброе лицо девятилетнего мальчика брюнета, который своими любознательными глазками смотрел на меня. Он всегда был со мной. Моя родственная душа, детские моменты с которой я запомню навсегда. Каким бы он не был – двуличным, эгоистичным или опасным, для меня Андрей навсегда останется тем храбрым мальчиком, лицо которого я разглядел в воде.

Его густые тёмные волосы плавно двигались в разные стороны, а из уст вырывались мелкие пузырьки, летящие вверх.

Один лишь вид этого мальчика заставил меня вцепиться в верёвку ещё сильнее, с новой силой плывя на верх. Подняв голову и прижав ближе тело брата я плыл к свету. Мы выберемся. Я смогу.

Канат впивался всё глубже в моё тело, но я никак не хотел этого замечать. Только я, Андрей и холодная вода, в которую я нырнул сломя голову. Она сводила моё тело, бросала в дрожь. Она засасывала нас вниз, но я не переставал всплывать наверх.

Водная гладь простиралась где-то в трёх метрах над головой, переливаясь в ярком свете прожекторов. Они служили мне ориентиром, что не давал заблудиться сттяжёлой ношей в виде семнадцатилетнего качка под непроглядно тёмной водой.

Минуты в том клятом озере тянулись невыносимо медленно. Я помню каждый пузырёк кислорода, что не торопливо всплывал наверх с замёрзших уст Андрея, щекоча моё тело. Кажется, он был без сознания. Нагло вырубился, полагаясь только на мою крепкую хватку, что обрела новой силы после всплывшего передо мной детского образа двоюродного брата. И сейчас, на самом дне, куда с огромным трудом доходил свет, освещая мелкий песок больше смахивающий на глину, я видел утонувшего синего от холода маленького мальчика. Он с надеждой смотрел ввысь, своими холодными глазами будоража моё сердце.

Посиделки на деревьях. Бурные обсуждения жизни посреди жёлтых выгоревших полей. Игра в прятки в неуютном старом особняке, все поверхности которого густо укрывала пыль. С этим силуэтом у меня и ассоциировалось детство. Тот маленький мальчик, что отчаянно не мог всплыть наверх, являлся его синонимом. И какой бы новый человек не бултыхался подо мной, совершенно холодный, как чёртова вода в ночном озере, и бесчувственный, я надеялся что последний шанс на грандиозный камбэк есть. Он всплывёт, пройдя своеобразную реабилитацию под водой и обретя новое видение жизни.

Или, возможно, я мыслю как узколобый ребёнок с маленьким кругозором, в жизни которого ни на секунду не появлялся интернет, из девятнадцатого века? Ничто не вечно. Эта цитата настоящая истина, в которой я всё больше убеждаюсь с каждым новым днём подросткового периода. Моё детство, которое такими яркими, насыщенными и ностальгическими картинами всплывало в снах навсегда осталось там. Возможно, приехав в мой родной город, который сейчас всплывает в моей фантазии невероятными местами, меня бы постигло неизбежное разочарование. Возможно, того любознательного и милого мальчика больше никогда не вернёшь. Возможно, всё окружавшее меня никогда не станет прежним. И возможно, хватит ныть, это всё время, с силой которого пора уже научится свыкаться.

Прощай, милый любознательный мальчик утонувший в жутком ночном озере. Твой силуэт навсегда останешься там. Ну а мой брат, всплыв наверх станет новым улучшенным вариантом себя, оставив старые переживания барахтаться на дне. Яркий манящий оранжевый свет освещает нам дорогу в будущее, чёткую картинку которого я ясно видел перед своими глазами, позабыв о том что на поверхности нас ожидает кровожадное чудовище.

Перед тем как вынырнуть, последние крохи кислорода покинули мои лёгкие. Такой нужды в свежем воздухе я не ощущал никогда в моей жизни. Не мудрено, что среди тёмной водной глади я видел странные картины. Сейчас странным не будет если рядом со мной проплывёт гигантский Плиозавр или рукой помашет Аквамен. Скорее всего, галлюцинации симптомы кислородного голодания.

Сам себе поставив диагноз, я даже и не заметил как через секунды громко дышал, пытаясь забрать в лёгкие весь воздух, пахнущий хвоей и ясно уловимой сыростью, будто это последний вдох в моей жизни. В руках я крепко сжимал кофту Андрея, приподняв над озером и осмотрев его синее лицо, всю ужасную не естественность которого смягчали тёплые огни, принесённые Майклом в чащу леса в надежде устроить тут свой вариант «Голодных Игр».

Я понял, что Андрей был жив по слегка дрожащим губам и тихому неуловимому редкому биению сердца.

Развернувшись и продолжая напрягать ноги из всех сил я поплыл к берегу, на котором стоял, будто окаменевший, лохматый Ярослав, схватившись за волосы всех цветов радуги. Он не предавая себя, как обычно, поддался панике, в шоке смотря как я гребу к песчаной полосе, еле балансируя на дрожащих шатающихся ногах. Мой друг до сих пор не мог привыкнуть ко всему трешу что происходил этой ночью. Это можно было понять благодаря ярким гирляндам, свисавшим с сосен, что освещали напуганное лицо.

«Кармен-Кармен!» – громко запели оперные певцы, будто пытаясь перекричать невероятно красивую классическую оркестровую музыку, после которой я не смогу всю жизнь посмотреть эту оперу, видя перед глазами тусклую подноготную лесного озера.

Не чувствуя рук, которые сейчас мне казались абсолютно лишней ношей усложнявшей жизнь телу, задубев от холода, я вытащил громоздкое тело брата на песчаный берег, пытаясь аккуратно положить его на землю. Но из-за резких неаккуратных движений я случайно его уронил, дав голове со всей силы удариться об землю. Как всегда я та ещё рохля.

Толчок пробудил сознание моего брата от глубокого сна, немного приоткрыв его глаза. Они были ослеплены из-за гирлянд, заботливо не дающих мне растеряться во время плавания, и бегали в разные стороны, пытаясь осмотреть жуткий лес. После того, как растерянный взгляд Андрея опустился на меня его холодные губы нешироко приоткрылись, выдавив хриплый тихий звук:

– Ты это сделал? – в голосе брата читалось открытое удивление, которое можно было расслышать даже через громкий хрип – Прости – печально произнёс он, не отводя от меня взгляда – Просто прости – искренне произнёс он, закрыв глаза и уютно уложившись на песке. Как бы драматично и избито банально не выглядел этот момент, я чувствовал как сердце брата бьётся. Он жив. Даже медленно дышал, не торопясь вдыхая чистый лесной воздух.