Литтмегалина - Дом на берегу

Я просидела в своей комнате остаток дня, а ночью пошел снег. Он падал и звенел, как тоненькие струны, а я стояла возле окна, глядя на него, и чувствовала, как в моей душе расширяются раны.

Снегу нападало так много, что утром миссис Пибоди направила плечистого Немого расчищать дорожки. Солнце светило очень ярко и, хотя совсем не грело, разжигало огни на белых сугробах. Я натянула на лицо спокойное, доброжелательное выражение и пошла к Колину.

– Снег выпал, – объявил он.

– Да. Как ты узнал?

Колин пожал плечами.

– Я почувствовал. Все изменилось.

Ответ его показался мне странноватым, но больше меня удивило то, что он сказал потом:

– Я хочу пойти посмотреть на снег.

– Поднести тебя к окну? – не поняла я. – Ты легкий, я смогу тебя поднять.

– Нет, я хочу выйти наружу.

Я помолчала.

– И как это сделать?

– У меня есть кресло, ну такое, с колесами, – он явно застеснялся, сообщая об этом, и поэтому прикинулся раздраженным. – Скажи Немому поставить его внизу. И пусть потом поднимется за мной.

– Мистеру Леонарду это не понравится.

– Мистера Леонарда здесь нет. И потом, он сам мне не нравится, – Колин наморщил нос.

– Он может появиться в любой момент.

– А может задержаться еще на неделю.

– Но Немой…

– Немой будет делать то, что я скажу, – отрезал Колин. – А то ко всему прочему станет еще глухим, слепым и безногим.

Взволнованная перспективой явления Колина на свет божий, я побежала к Немому. Немой лежал на матрасе, вытянув босые, нечувствительные к холоду ноги. Ступни у него были черные от въевшейся грязи и широкие, как дощечки. Кажется, я уловила сомнение в его тупом, апатичном взгляде, когда передавала ему распоряжения Колина, но, как бы то ни было, через двадцать минут все было готово, и Колин, закутанный до самого носа, усажен в кресло. Немой последовал было за нами, но Колин отослал его единственным словом: «Пропади».

Снаружи Колин зажмурил глаза, ослепленный. Снегопад возобновился, и снежинка, опустившаяся на щеку Колина, растаяла, превратившись в прозрачную слезу.

– Как здесь… просторно, – выдохнул Колин.

Я покатила кресло по аллее. Кресло не использовалось очень давно (или вообще никогда) и немного проржавело. К тому же колеса плохо крутились на снегу, так что продвижение вперед требовало от меня значительных усилий. Но потом я забыла о неудобстве, сосредоточившись на реакции Колина. Он был точь-в-точь как настороженный зверек, оценивающий обстановку. С того момента, как мы вышли из дома, его спина была напряженно выпрямлена.

– Тебе здесь нравится?

– Я не знаю, – он стиснул пальцами подлокотники кресла. – Так светло. И воздух свежий. Да, мне нравится. Я начинаю понимать, как много я упустил.

Мою грудь стиснуло. Часы, что я проводила рядом с Колином, частенько выдавались совсем не легкими. Иногда у меня просто опускались руки. Но сейчас я чувствовала, что все мои усилия вознаграждены. Колин уже не был тем злобным истеричным мальчиком, что когда-то кидался в меня книгами.

Наклонившись, Колин зачерпнул снег и зачарованно наблюдал, как он тает на ладони.

– Хочешь посмотреть на море? – спросила я.

Он сомневался с минуту, как будто уже был перегружен впечатлениями и не знал, выдержит ли больше. Я понимала, что он испытывает – на него обрушились пространство, запахи и звуки; как будто весь мир вдруг рухнул ему на голову. Я и сама улавливала эхо этого чувства.

– Поехали.

Море было по-зимнему неспокойным, темным. Мы долго смотрели на него. Выражение лица Колина было совершенно непроницаемо, не догадаться, что он чувствует. Колин нарушил молчание первым:

– Я увидел, – и улыбнулся.

В эту секунду я была счастлива. Абсолютно. А в следующую произошла катастрофа. Удивительно, как быстро небо заволакивает тучами. На нас обрушились молнии.

– Что это?! – услышали мы дрожащий от ярости голос, и перед нами возник Леонард. Он был в шляпе и плотном пальто из серой шерсти. На этот раз без своего Цербера.

На его появление я отреагировала глупейшим образом, пролепетав:

– Вы уже вернулись?

Леонард обрушился на меня с бранью:

– Нет, я в десяти милях отсюда! Что у вас здесь происходит? Кто дал вам право? Как вы посмели? Немедленно в дом!

Дрожащими руками я развернула кресло.

– Быстрее! – возопил Леонард.

Я и представить не могла, что он может так разозлиться. Его бледное лицо покрылось пятнами, ноздри подергивались, а губы кривились. Казалось, он вот-вот набросится на меня с кулаками.

– Стоп, – невозмутимо приказал Колин.

Леонард оцепенел. Я тоже, не зная, чей приказ выполнять.

– Но Колин… – начал Леонард совсем другим тоном. – Это опасно для тебя. Ты можешь умереть. Ты же знаешь.

– Знаю, – ядовито прервал его Колин.

– Почему ты вообще согласился на эту авантюру?

– Потому что я хотел.

– Ты… она… – забормотал Леонард, растерявшись.

– Осмелишься пререкаться со мной, Леонард? – осведомился Колин. Он приподнял подбородок. Пусть бледный и маленький, сейчас, с его надменным жестким взглядом, он походил на короля.

– Хорошо, – подчинился Леонард. – Я понял. Но позволь мне отвезти тебя в дом.

Колин коротко кивнул.

Леонард покатил кресло, а я тихо ступала следом. Почему Леонард стерпел, когда Колин заговорил с ним пренебрежительно? Почему Леонард как будто бы боится Колина? Что за тайна между ними?

В доме, в желтом свете керосиновой лампы, Леонард начал расстегивать одежду Колина.

– Смотри, что ты наделала, – прошипел он.

Я посмотрела на оголенный живот Колина и в ужасе прикрыла рот руками. На его коже расползлись свежие яркие кровоподтеки.

– Затей ты все это не зимой, а летом, когда солнце светит в полную силу, ты бы убила его, – придавил меня Леонард. – Глупая тварь. Я еще разберусь с тобой.

– Ты оставишь ее в покое, – ровным спокойным голосом произнес Колин и поправил свою одежду. – Иначе…

– Иначе… иначе что, Колин?

– Увидишь, – Колин поднял на него ледяной взгляд.

Тут меня прорвало, и я заговорила так быстро, что все слова сливались в одно:

– Простите-простите-я-не-знала-простите-меня!

Леонард обжег меня взглядом, полным презрения и ненависти.

– Заткнись, – бросил он, разворачиваясь на каблуках и удаляясь.

Утром, когда я открыла глаза и вспомнила о случившемся вчера, мне захотелось снова уснуть и никогда не просыпаться. Чувство вины было испепеляющим. Какой глупой я была. Пыталась сделать то, что не удалось другим, и едва не погубила Колина из-за своего тщеславия. О чем я только думала?

– Как ты? – робко спросила я, входя в его комнату.

– Нормально, – ответил Колин, но по его слабому голосу я поняла, что ему хуже, чем он дает знать.