Литтмегалина - Дом на берегу

Самодовольные разглагольствования Леонарда до того меня коробили, что я даже забыла про страх.

– Отвратительные идеи.

– Поверьте, в нашем веке вам еще не раз пришлось бы их услышать, будь у вас шанс задержаться надолго. Старец убит, но его убеждения распространяются в воздухе.

– У вас мания величия, Леонард. Вы больны.

– Мания величия, мышка моя, это когда представления человека о самом себе экстремально завышены по сравнению с тем, чем он является на самом деле. Я же оцениваю себя адекватно и единственно правильно. Еще немного времени, и каждому из живущих в этом мире придется признать мою власть. Как тяжело вы дышите, Анна, – Леонард теперь удерживал меня за руки. – И смотрите на меня с ненавистью. Зачем? Какой смысл меня ненавидеть? Вы назвали меня жестоким… но это неправда. Анна, все это время я был с вами сама любезность. Я позволил вам выстраивать процесс обучения Колина как вы считаете верным, вмешиваясь лишь в крайних случаях. Я даже позволил купить эту глупую канарейку. Как вы ее назвали? Жюстина? Что за вульгарное имя, – радужки Леонарда были как изо льда. Медленно тая, они покрывались матовой испарью.

Я попыталась высвободить руки, но не получилось – его пальцы, хотя и производили впечатление хрупких, сжимали, как тиски.

– Ваш гнев должен обратиться на судьбу. Все решается еще до нашего рождения – кто правитель, а кто слуга; кто тигр, а кто земляной червь. Так стоит ли винить меня за то, что мне выпало родиться тем, кто есть я, а вам – лишь быть моей пешкой, средством для достижения цели? – он стиснул мои пальцы сильнее, так что я почувствовала боль. – Посмотрите на себя. Невзрачна, как уголек. Интеллект не выше среднего уровня. Пресная личность. Сейчас вам кажется, что земля разверзлась под вашими ногами, и вы провалились прямиком в ад. Вы кричите мысленно: за что, почему? Но вы успокоитесь, если порассуждаете, как сложилась бы ваша жизнь, не прервись она так рано. Как гувернантка вы мотались бы из дома в дом, получая гроши и упреки. Бесприютная, нищая, никому не нужная – звучит печально, не так ли? Будь вы симпатичнее или удачливее, вы вышли бы замуж за какого-нибудь аптекаря или бакалейщика. Может быть, у вас бы даже появились дети, хотя сомневаюсь, что ваше тщедушное тело бы это осилило. Были бы вы счастливы под жерновами изматывающих обязанностей жены: служанка, повариха и нянька – все в одном? Сомневаюсь. Вам не хватает жизнерадостности, чтобы встречать превратности судьбы с улыбкой. Заботы превратили бы вас в замкнутое, постоянно измотанное, унылое существо. Представьте себе все это, отчетливо. Вы все еще сожалеете о том, что лишены будущего?

Я молчала. Я не верила цыганкам, предсказывающим судьбу, и ему не поверила тоже, так что его слова скользнули мимо, не задев меня. Леонард это заметил, но столп его самоуверенности было невозможно пошатнуть.

– Что ж. Вы производите впечатление человека, не способного успокоиться и позволить реке течь, как она течет. Я сразу обратил внимание на эту вашу черту – вы постоянно раздумываете: «Что делать? Как справиться?» – Леонард усилил хватку. Мое лицо окаменело от боли. – Вот и сейчас вы занимаетесь тем же. Оставьте, вам не на что рассчитывать. Против меня вы ничто. И на Колина глупо надеяться. Хоть он и убежден, что способен подчинить меня, в сущности, он только глупый ребенок. Меня преследовали через три континента, приговаривали к смерти, пытались утопить, сжечь, зарезать – и мне всегда удавалось ускользнуть целым и невредимым. Что против меня может сделать восьмилетний мальчик? Конечно, я вынужден беречь ваши жизнь и здоровье, если не хочу разжигать его ярость. Но поверьте мне – есть множество способов заставить человека страдать, не нанося ему видимых повреждений. И мне не нужно колдовство, чтобы сделать так, что вы пойдете и утопитесь, не сказав никому ни слова о побудивших вас к тому причинах. Что касается Натали… – он отпустил мою левую руку, чтобы, потянув зубами, снять со своей руки повязку. – Даже она не способна ранить меня, – он показал мне кисть, в которую Натали воткнула нож. От пореза не осталось ни следа. Другой рукой Леонард продолжал калечить мои пальцы. – Признайте свою беспомощность, Анна, и я оставлю вас в покое.

– Должно же быть что-то, – выдохнула я. – Слабое место. Не бывает тех, кого невозможно победить.

– Меня невозможно победить. Во всяком случае, вашими силами. Признайте свою неспособность противостоять мне.

– Нет, – я боялась боли, которую он уже причинял и мог причинить мне, но все внутри меня кричало «нет!», и я не могла солгать.

– Да, – мягко произнес Леонард.

– Нет, – я почти слышала, как хрустят мои кости. Мне вспоминались чудовища из сказок. Даже если они казались непобедимыми, всегда находился способ одолеть их. Монстр с каменной шкурой превращался в пепел от нескольких правильных волшебных слов. Неуязвимости не бывает, я знала точно. В детстве я читала миф про Ахиллеса.

– Да, – надавил Леонард.

Я скривилась от боли, но ответила:

– Нет.

И тогда Леонард впал в безумие. Спокойствие упало с его лица, как кусок старой штукатурки со стены.

– Признай мое могущество! – закричал он, выкручивая мне руки.

Я молча мотала головой, безуспешно пытаясь вырваться. Часть меня уже смирилась с пыткой и наблюдала мои мучения отстраненно, точно все происходило с кем-то другим. От физической боли по моему лицу текли слезы. Но все, что ощущала моя душа – это собственную правоту. Леонард все же отпустил меня, но затем несколько раз быстро, сильно ударил. В ушах у меня зазвенело. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в комнату шумным вихрем не ворвалась Натали.

– Отпусти ее! – завопила Натали, осыпая Леонарда градом ударов, и он, моментально придя в себя, отступил.

– Что такое, Натали? – Леонард говорил спокойно, хотя его щека все еще подергивалась. – С каких это пор тебя заботит кто-либо, кроме тебя самой?

– Не твое собачье дело, – отрезала Натали. – Убери свои поганые лапы от нее.

– Когда я снес голову твоей любимой Агнесс, с которой ты успела покувыркаться в каждом углу, ты и тогда ничего не сказала.

– Она мне надоела. И вообще – я не обязана перед тобой оправдываться, – Натали бросила на меня взгляд искоса.

– Темнеет, Натали, – обратил ее внимание Леонард и растянул в улыбке тонкие губы.

Натали задрожала, скрестив на груди руки. Они с Леонардом замерли, глядя друг на друга.

«Чего они ждут?» – подумала я, и ответ последовал незамедлительно. Лицо и руки Натали побелели, затем из ее кожи выступили тонкие шерстинки. Черты ее лица менялись, тело уменьшалось, и со вздохом она упала на четвереньки. Происходящее было настолько нереальным, что я даже не удивилась, не способная поверить, что все происходит на самом деле. Я закрыла глаза, а когда открыла – всего лишь спустя несколько секунд – превращение завершилось, и на месте Натали стояла черно-белая кошка. Шерсть ее была поднята, усы встопорщены. Леонард поддел кошку ногой и, жалобно мяукнув, она бросилась под кровать.