Питер Страуб - История с привидениями [litres]

Питер вытащил нож из кармана короткого шерстяного пальто и секунду каждый из них – слишком взволнованных, чтобы сознавать свое ребячество, – смотрел на него.

– Открытый космос питал воображение полковника Боуи, – проговорил Рики. – В кино.

– Боуи… – начал было Питер, припоминая что-то из уроков истории десятого класса, и резко замолчал. «Боуи умер в Аламо». Он сглотнул, помотал головой и повернулся лицом к дому Галли. Вот чему следовало поучиться у Джима Харди: доброе волшебство рождается только из человеческих усилий, а злое выползает из любого темного угла.

– Вперед, – скомандовал Дон и строго посмотрел на Питера, призывая хранить молчание.

Руками они отгребли снег от задней двери и, стараясь держаться вместе, вошли внутрь. Питеру дом показался таким же темным, как и в ту ночь, когда они с Джимом побывали в нем. Пока Дон не повел их в кухню, он был уверен, что не отважится перешагнуть порог. И даже тогда он на мгновение испугался, что упадет в обморок или закричит от страха: в сумраке дома ему грезился чей-то шепот.

В прихожей Дон указал на подвальную дверь. Он и Рики достали из карманов ножи, а Дон отворил дверь и повел их за собой в подвал.

Питер чувствовал, что лестница и подвал – самое страшное для него. Он быстро глянул вниз, под ступени, и увидел лишь оборванную паутину. Затем они с Доном медленно пошли к секции забора, а Рики двигался вдоль другой стены: длинный нож в его руке казался крепким и надежным. Даже зная, что вот сейчас ему придется взглянуть на то место, где Сирс нашел тело его матери и Джима Харди, Питер уже понимал, что не отключится, не закричит, не выкинет глупость: нож словно передал ему крепость закалки своего лезвия.

Они дошли до глубокой тени справа от забора. Без малейших колебаний Дон шагнул в нее, Питер – за ним, еще крепче сжав в руке нож. «Нужно рубить с плеча, – вспомнилось ему из какого-то приключенческого рассказа. – Если не держать нож лезвием вниз, его труднее выбить у тебя». Рики обходил забор слева – его била дрожь.

Дон опустил топор; оба мужчины заглянули под скамейку у дальней стены. Питера передернуло: на этом месте лежали тела. По тому, как выпрямились Дон и Рики, он понял: сейчас здесь нет ничего и никого, и они ждут, пока он закончит осматривать свой угол. Питер еще раз наклонился и тоже заглянул под скамейку. Темная бетонная стена, серый цементный пол. Он выпрямился.

– Остался верхний этаж, – прошептал Дон, и Рики кивнул.

Уже в прихожей, у лестницы, Питер украдкой быстро оглянулся через плечо, чтобы убедиться, не стоит ли за спиной, скалясь как тогда, Грегори в черных очках, а затем взглянул наверх. Рики повернулся и вопросительно посмотрел на него. Он кивнул – порядок – и последовал за ним.

Перед дверью спальни Рики остановился и кивнул. Питер крепко сжал рукоять ножа: очевидно, это та самая комната, что снилась старикам, и, что бы это ни означало, именно в ней он видел Фредди Робинсона, именно здесь он сам чуть не погиб. Дон обошел Рики и взялся за ручку двери. Рики коротко взглянул на него, сжал губы и вновь кивнул. Дон открыл дверь. Питер заметил тоненькую струйку пота, вдруг побежавшую с виска писателя, и весь похолодел. Поднимая топор, Дон быстро шагнул за порог. Ноги сами внесли Питера в комнату – словно кто-то втянул его за невидимую веревку.

Он резко, как будто выхватывая фрагменты фотовспышками, осмотрел спальню: Дон, ссутулившись с поднятым к плечу топором, стоял сбоку; пустая кровать; пыльный пол; голая стена; окно, которое когда-то, много лет назад, ему удалось открыть; Рики Готорн с открытым ртом за его спиной; стена с маленьким зеркалом на ней. Пустая спальня.

Дон опустил топор – напряжение покидало его лицо; Рики пошел вперед крадучись, словно хотел дотошно изучить каждый дюйм комнаты и убедиться, что ни Анна Мостин, ни Бэйты не прячутся здесь. Питер заметил, что уже не так сильно сжимает в руке нож, – расслабился. Комната была безопасна. И если это так, то и весь дом – тоже. Он взглянул на Дона – уголки губ писателя чуть приподнялись: он улыбался.

Питер вдруг почувствовал, что выглядит со стороны по-дурацки: стоит тут на пороге и улыбается Дону, и тоже пошел вперед, еще раз обходя уголки комнаты, только что проверенные Рики. Под кроватью ничего. Пустой шкаф. Он подошел к дальней стене; на пояснице дернулась мышца. Питер коснулся пальцами стены: холодная. И грязная. На пальцах остался серый налет. Он повернулся к зеркалу.

Испугав всех, Рики громко закричал:

– Не смотри в зеркало, Питер!

Слишком поздно. На него дохнул легкий ветерок, и он невольно наклонился вперед и приблизил лицо, чтобы всмотреться повнимательней. Его отражение таяло и становилось смутным бледным абрисом, и там, за этим абрисом, показалось лицо женщины. Лицо незнакомое, но Питеру почудилось, что он без памяти в нее влюблен: крошечные милые веснушки, развевающиеся пушистые светлые волосы, добрые лучистые глаза, изумительно очерченные нежные губы. Его сердце замерло от внезапного чувства, и он понял, что ее лицо таило нечто такое, что выше его понимания: и надежды, и радость, и ссоры, и измены – все то, чего ему никогда больше не испытать. Он ощутил всю незначительность, поверхностность и бедность отношений с девушками, которыми прежде увлекался, и увидел в себе бездну неистраченной нежности… И она, подавшись к нему, заговорила:

– Замечательно, Питер. Ты хочешь стать одним из нас. Ты должен стать одним из нас. Ты уже один из нас.

Он не двигался и не отвечал, а потом кивнул и сказал:

– Да.

– И твои друзья тоже. Ты будешь жить вечно, жизнь твоя станет песней – моей песней, ты будешь со мной и с ними вечно, и мы полетим, как песня. Тебе нужно всего лишь пустить в ход свой нож, Питер, ты знаешь, что надо делать, просто подними свой нож, подними руку, замахнись, подними нож и повернись…

Подняв нож, Питер уже разворачивался, но зеркало начало падать, и, продолжая напевно говорить, ударилось об пол и разбилось.

– Очередной трюк, Питер, – раздался голос Рики. – Мне следовало предупредить тебя, но я боялся разговаривать. Всего лишь трюк, – Питер в замешательстве глядел вниз, на осколки, затем, очнувшись, задрожал и обнял Рики.

Выпустив Рики из объятий, Питер наклонился над одним из осколков, потянулся к нему ладонью. Легкий ветерок («…станет песней – моей песней») все так же струился. Он почувствовал, как Рики рядом весь напрягся: половинка нежного чувствительного рта виднелась из-под ладони Питера. Питер наступил каблуком на разбитое зеркало, затем поднял ногу и опустил еще раз, и еще, и еще, превращая серебристое стекло в тысячу кусочков.

Через пятнадцать минут они уже ехали к центру города.

– Она хочет сделать нас такими же, как Грегори и Фэнни, – сказал Питер. – Именно это она имела в виду: «жить вечно». Хочет превратить нас в таких же тварей.