Мария Микийчук - Чубушник. 2020

В начале августа они с Ксюхой и Надей пошли в бар и пили там красивые разноцветные коктейли, сияющие в неоновых огнях барной стойки. Стена подвального помещения была обложена маленькими аккуратными кирпичиками тёмно-бордового цвета, на которых висели чёрно-белые гравюры городских пейзажей. В воздухе впервые запахло осенью – переспевшими яблоками, сожжённой солнцем травой и шкворчащими по асфальту дырявыми сухими листьями, и Агата хотела всеми силами зацепиться за лето, выпить его целиком большими глотками, оттолкнуть от себя приближающуюся точку рабочего времени.

– Подожди, – сдавленно сказала Надя, держась за стенку в тёмном переулке рядом с домом, от которого остался только деревянный остов, похожий на аромалампу с тёмной внутренностью. – Я… – и её стошнило, хотя она говорила, что её никогда не тошнит, ведь пить она умеет лучше всех.

Агата молча стояла рядом, оглядывая переулок. Может быть, ей следовало помочь и позаботиться о Наде, но длинные мышиные волосы её были собраны в пучок на затылке, а просто толочься рядом, вроде бы, не имело смысла.

– Ты знаешь, я всегда восхищалась тобой, – путано проговорила Надя.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Агата. – Идти сможешь?

В воздухе дрожало ожидание. Словно должно было произойти что-то важное.

– Смогу. Ты всегда… Была лучше всех, кого я знала.

– Пойдём, – ответила Агата, не слушая её, помогая Наде подняться.

Скорее всего, именно в тот момент она не услышала тихого звяканья кольца о крошку мятой дороги. Или, может быть, в тот момент, когда помогала Наде подняться на подножку маршрутки, или перед этим, когда Надя обняла её излишне долгими объятьями, что-то приговаривая в ухо и неприятно щекоча его алкогольным дыханием.

Когда Агата повернула от остановки, она по привычке хотела повертеть на пальце любимое кольцо, но палец оказался голым, пустым.

– Чёрт, – пробормотала Агата, вытащила свой малофункциональный мобильник и, включив фонарик, пошла обратно тем же путём.

Это было её любимое кольцо в виде летучей мыши, обнимающей палец. Оно не могло просто так потеряться, исчезнуть.

Августовская темнота накатывала неожиданно и густо, крася улицы в градиент от чёрного к маслянисто-жёлтому. Нижний пустел, его тонкие и близкие к набережной улицы, днём напоминающие заброшенные рельсы среди остовов домов, вечером превращались в хищные тоннели с верхом из тёмно-рыжеватого туманного неба, а редкие фонари не освещали, но высвечивали каждого прохожего, превращая его в мишень для зубьев темноты между затихшими домами.

Агата шла, проверяя каждый блеснувший камушек под своей ногой. В голове беспокойство отталкивалось от «это просто кольцо» и снова возвращалось к трепетанию надежды – может быть, оно где-то здесь, под ногами?

У дома, всё так же зияющего провалами окон и дверей, густела особенная тьма, клубящаяся туманом. Агата мельком взглянула на дом, а потом остановилась. Что-то было не так. То же ощущение волнения, которое она чувствовала в детстве, разглядывая призрак чайного гриба в кладовке.

«Надо уходить», – подумала Агата и уже почти развернулась, когда услышала слабый писк.

Почти неслышный.

От тени дома отделился маленький серый комок и, подковыляв, потёрся о джинсовую ногу Агаты. В свете фонаря глаза котёнка-подростка блеснули ультра-зелёным, встопорщенная шерсть примялась и казалась сваленной.

Агата растерянно смотрела на котёнка, и тот, поймав её взгляд, раскрыл рот в сиплом жалобном мяуканье.

Так в доме у Агаты появилась Харита, жёлто-коричневая кошка с зелёными глазами рыси и большой любовью к спинке дивана и картофельным очисткам. А кольцо с летучей мышью пропало.

– Кир! – ещё раз позвала Таня, но больше для проформы – парень, порядком испугавшийся, маячил впереди на примерно одном и том же расстоянии от них. Забавно, обычно Таня чувствовала себя лет на семнадцать, но сейчас, в тёмном лесу, с явно растерянным отцом детей и побледневшим старшим ребёнком, она ощущала себя взрослой женщиной, единственной, кто мог в данный момент разрешить сложившуюся ситуацию и помочь ребёнку.

Лес был осенним, даже запах в нём напоминал о поздней осени – остановившийся в пространстве полароидный снимок бело-чёрного через сиреневый, пожухлая мёртвая листва под старыми липами и тополями с вкраплениями потерянных осин, на всех – ни листочка.

Прямо у дорожки из серых камней, прибитых друг к другу временем, временами проявлялись в кругу лип, тополей и осин массивные дубы, тянущиеся в небо. Ближе к кронам они из-за неизвестной Тане болезни завихрялись в древесные раковые опухоли, похожие чем-то на искажённые черепа.

И тишина, как на заброшенном кладбище или в глухой чаще леса – давящая, сжимающая горло. Таня оглянулась – да нет же, совсем недалеко от них виднелась арка прохода в лето, красивый коттедж, яркое солнце. Над лесом же небо было белым, лишённым красок и жизни, но всё это казалось совершенно нормальным.

Кольцо начало чуть покалывать кожу, и Таня рассеянно покрутила его на пальце.

– Кир, возвращайся немедленно! – крикнул Виктор, стараясь изобразить одновременно строгость и великодушие, но вместо этого крик сорвался и повис в воздухе, наполненный только страхом.

Кир замер под четырьмя особенно крупными дубами, вихрящимися сверху человеческими черепами, и начал аккуратно пятиться назад. Издалека казалось, что он идёт назад, но остаётся на месте.

Когда они подошли ближе, оказалось, что им это не кажется.

«Точка невозврата», – почему-то подумала Таня, когда шагнула вперёд к первому из четырёх дубов, чтобы схватить заплаканного испуганного мальчика за загорелый локоть и потащить назад… Чтобы обнаружить, что она продолжает идти на одном месте, скользит по камням.

Виктор сделал шаг вперёд – и лицо его тоже вытянулось.

– Что это за чертовщина… Олег, стой на месте! – предупредил он парня, и подросток остановился за шаг до дуба. – Возвращайся обратно в коттедж, – сказал Виктор ровным голосом. – Если мы не вернёмся к вечеру, вызывай полицию.

– Понял, – коротко кивнул Олег. Он был совершенно белый, кинул безумный взгляд на них и кинулся бежать обратно по дорожке.

– Видимо, у нас нет выбора, придётся идти вперёд, – сказал Олег.

– Видимо, так, – согласилась Таня и сжала руку Кира; та была совсем холодной. – Пойдём, Кир. Всё будет хорошо, мы выйдем из леса.

Мир вокруг менялся странным образом, но всё казалось совершенно обыденным, нормальным. Порозовело небо, потом розовый цвет перекинулся на деревья, медленно растаявшие в дымке, как декорация из папье-маше или сладкая вата в воде. По бокам дорожки вместо деревьев раскинулись бесчисленные пустынные поля на гладких холмах, дорога была покрыта мелким речным песком, и идти приходилось по самому её краю, потому что практически всё пространство заполняла медленно текущая розовая вода, эдакий кисель из розовых лепестков, слегка пахнущая малиновым кремом для рук и виноградным ароматизатором. В воде и розоватой туманной дымке над ней плавали, как в плаценте, маленькие рыбки красного цвета, не круглые, а вытянутые, блестящие. Увидев Таню, Виктора и Кира, мальки ринулись за ними и провожали их до самого конца розовой жидкости, перешедшей в неприятную глинистую почву, поросшую папоротниками и тонкими стрелами осоки. Почва хлюпала, а по ней, как перекати-поле, катались волосатые грязные клубки, похожие на оторванные у всего детского сада помпоны с шапок.