Мария Микийчук - Чубушник. 2020

Таня ступала по дороге, сознание временами туманилось – так бывает во сне или спросонья, когда до конца не понимаешь, где ты – в светлой детской спальне, на съёмной квартире в студенческие годы или уже в своей небольшой квартире, где на окне цветёт кливия и сладко пахнет ванилью, корицей и вишней от ароматических свечей?

Так и Таня понимала время от времени, что они с Виктором давно уже живут вместе, и она носит его ребёнка, они женаты уже пять лет, этот коттедж стал их семейным гнёздышком, и она знает абсолютно всё – как скрипит ставня, на какой секунде вода становится идеально горячей, от какого эксперимента Кира остался полукруг бордового цвета на подоконнике. Она помнила, как они покупали с Виктором лавандовую прикроватную лампу, сияя от счастья. И сейчас их шаг тоже изменился – они шли по дороге, как давно женатые люди, сшитые друг с другом совместным бытом, вросшие друг в друга. Они одинаково помнили первую брачную ночь и внутренние традиции, ужасное утро, когда Олег сломал руку, и то, как они все вместе плели из хвои рождественские венки на дверь, переплетая их с шишками, прозрачными красными лентами, а потом Олег важно красил их во дворе золотой автомобильной краской из баллончика.

– Мам, – испуганно сказал Кир, и Таня привычным жестом прижала его к себе.

Впереди снова появился лес, но уже живой, насыщенный тёмно-зелёными цветами всех оттенков по хмурым худым ёлкам, толпой жмущихся по сторонам от небольшого одноэтажного дома, замазанного глиной и выкрашенного стандартной советской жёлтой краской. С другого края, впрочем, казалось, что это не обычный дом, а деревянный, с крыльцом. К дому вела розовая грязная плитка, а по бокам от этой дорожки стояли грубо свитые из ивовых прутьев клетки со слабо копошащимися внутри существами.

Там были и грязные волосатые младенцы с зелёными грубыми прядями на макушке и вытянутыми носами, при первом взгляде похожие на берёзовые чурки, и, все в листве, маленькие существа, пахнущие грибами. В каждой клеточной корзине кто-то медленно-медленно двигался и временами поскуливал тонким пищащим голосом, как кутёнок.

Стоило ступить на розовые плиты, поросшие со сторонам мхом, и наваждение рассеялось. Они с Виктором не были женаты, они и знакомы особо не были. Стряхивая мутную дымку с каждым шагом, недоверчиво глядя друг на друга, они подошли к дому и, приоткрыв старую проржавевшую дверь, оббитую выцветшей клеёнкой с принтом фиолетовых божьих коробок, вошли внутрь.

Это был обычный одноэтажный дом, намертво застрявший между императорской Россией и первоперестроечным временем. Небольшие комнаты, пыльное зеркало в углу, обычная тишина, запах мокрой извёстки, ощущение лёгкой стылости. Оказавшись в маленьком закрытом помещении, все они потерялись, как оторванные от пуповины.

Таня шагнула вперёд первой и, держа Кира за руку, обошла здание. Оно состояло из подковообразного коридора, полного барахла (знамёна, лыжные палки, непарные лыжи, стопки тетрадей, карандаши, свёрнутые рулоны стенгазет, подшивки журналов и прочий мусор), неуютной, но светлой кухни, маленькой раздевалки и большой средней комнаты с двумя столами и продавленным диваном.

Виктор шёл за ними, спотыкаясь о хлам.

Краем глаза Таня заметила движение – ей показалось, что в углу стояла эдакая мисс Хэвишем Мценского уезда, прямая и невероятно старая женщина в белом пуховом платке, небрежно наброшенном на голову, и в идеально открахмаленном белом фартуке, как у санитарки. Секунду Таня видела её чётко, а потом та пропала, тая на сетчатке, как свет в театре.

Окон было только два; оба выходили из большой комнаты на задний двор, тоже уставленный клетками из прутьев. По заднему двору бродила между клетками тощая курица, качаясь, как при последнем издыхании. Нет, туда им было не нужно.

Они втроём ещё раз обошли весь дом, путаясь о клочки пыли, кружащие по полу, зависая в паутине, оплетающей все доступные углы. Старушка напомнила Тане кого-то – точно, старую женщину из фильма «Бронзовая птица». Это же ощущение уходящей величественности, отстранённости.

Когда они проходили очередной круг по коридору, Кир вскрикнул. Таня обернулась и увидела, что тот зацепился за… Дверную ручку белой обычной двери, мимо которой они уже несколько раз прошли, не замечая.

Таня распахнула дверь и буквально выбросила из дома Кира и Виктора, а потом выпрыгнула сама. Захлопывая дверь, она снова увидела старуху. Та смотрела прямо на неё молча, без выражения.

Быстрым шагом они пошли по обычной лестной тропке, а потом, не сговариваясь, побежали, и так же, запыхавшись, перешли на шаг, увидев недалеко выход из леса. Чем ближе они подходили к пышущему жаром полдню, наполненному звуками и красками, тем более странным казалось им их путешествие, тающее перед глазами, как неприятный сон. Таня и Кир неуверенно переглянулись. Может быть, всего этого и правда не было на самом деле?

Перед самим выходом Таня замешкалась, ещё раз прокручивая в голове произошедшее, запоминая каждую деталь, как она обычно проделывала с красочными снами, что снились ей всю жизнь. Красные рыбки, напоминала она себе, кисельная река, забавные твари в клетках, одноэтажный дом и странная старуха.

Она шагнула вперёд, на солнце, и ощутила жар воздуха, полный ароматов сухой травы. Кольцо на руке рванулось назад, но Таня сунула руку с ним в карман и посмотрела на Виктора.

Они вышли совсем недалеко от коттеджа, с крыльца им приветливо махал и улыбался Олег.

– Не набрали грибов? – весело сказал он, когда они подошли. – Я же говорил, их там нет.

– Да и правда, какие грибы, лето на дворе, – кивнул Виктор. – Ну что, Кир, берём дом?

– Берём, – радостно ответил Кир и застенчиво посмотрел на Таню. – Ты ведь будешь к нам иногда приходить в гости?

Они ничего не помнят, поняла Таня. Абсолютно ничего.

– Конечно, Кир. Обязательно буду приходить.

Осень в этом году выдалась молодящаяся, похожая на кривляющуюся женщину, которая вполне могла бы достойно встретить старость, но вместо этого выправляет морщины и кокетливо подмигивает вчерашнему школьнику. Сентябрь встретил неожиданным теплом и полной засухой, в октябре лимонно-жёлтые листья перебрасывались красками с алой рябиной на фоне ярко-синего неба и весеннего яркого солнца, а прохожие, не веря в своё счастье, носили нараспашку красочные шарфы и лёгкие пальто. Ноябрь сделал вид, что немного постарше этих дурачков, но на деле не слишком отличался; на деревьях начали набухать почки, а вдоль теплотрассы неуверенно зацвели слегка заиндевевшие в тумане одуванчики. Были и серые мрачные дни, но их было немного. В то время, как Сибирь уже заваривала себе кофе, кутаясь в тридцать три шубы, фотографируя волшебные глубокие сугробы, в родном городке Тани и Агаты в средней полосе России у трансформаторной будки раскинулись во все стороны под солнцем сочные заросли нежно-салатового чистотела.