Мария Микийчук - Чубушник. 2020

Если бы здесь была Агата, она расхохоталась бы в голос над этим высказыванием.

Иногда Таня чувствовала острую нехватку кого-то вроде Агаты, хотя они не были знакомы. Правда, несколько раз они даже ходили по одному и тому же магазину, видному из окон Тани. Один раз Агата была в компании Нади, они выбирали вино и самые дешёвые макароны – и что-то напевали; Таня посмотрела на них и легко улыбнулась.

Всё так и тянулось без изменения. Вплоть до дня города, когда всё изменилось.

В начале лета Ксюха, очаровательная неудачница, уехала работать в отеле на Кипре. Жизнерадостная, она присылала свои фотографии с огромными улыбками и сияющими голубыми глазами, с экзотическими цветами в светлых волосах.

Агата радовалась, глядя на эти фотографии, а потом лепила их к холодильнику магнитами из поездок. Весь холодильник цвёл счастливой Ксюхой, и Агата не могла удержаться от улыбки, хотя поводов для улыбок практически не было: старшеклассники сдавали экзамены, и присутствовать при этом означало сначала тренировки, как будто это были не экзамены, а транслирующаяся на всю страну казнь особо опасного преступника, а после точное соблюдение процедуры. Всё было под камерами, и ошибки были недопустимы. Несмотря на то, что Агата по жизни была собранным перфекционистом, записывающим все предстоящие дела в планер и ведущим списки прочитанных книг и просмотренных фильмов, ей приходилось напрягать все свои силы (которых и так оставалось мало после учебного года), чтобы просто заставить себя встать утром, накрасить ресницы, глядя в маленькое захватанное зеркало, расчесаться, одеться и пойти на очередную показательную казнь.

В это же время Таня также переживала не лучший период своей жизни. Сменщицы всё не было, и смены в магазине, казалось, занимали больше времени, чем время вне работы. Таня приходила домой, шалея от свежего воздуха и тишины, дышала, захлёбываясь непрожитым летом, пинала лениво кружащийся тополиный пух, подолгу задерживалась, чтобы рассмотреть рельеф не-магазина. Магазин казался приевшимся, как засаленный халат, на него привычно, но тяжело было смотреть. Каждый угол, каждая деталь, каждое животное в нём было привычно, тёплый застоявшийся воздух, пахнущий гаммарусом, опилками, сырой от работающих аквариумов, сводил с ума.

– Я хочу поехать домой на день города, – робко упомянула Таня своей хозяйке, тоненькой седеющей женщине, которая была неуловимо похожа на крыску со сложной причёской. – Можно мне…

– На день города? Но на день города у нас будет столько клиентов, – покачала головой хозяйка. – Нет, это исключено.

Так Таня обнаружила, что увольняется, слушая одним ухом уверения, что она, человек, который закончил высшее учебное заведение и может работать педагогом русского языка и литературы, а также на любой смежной специальности, приползёт ещё на коленях выпрашивать обратно ненормированный рабочий день и четыре месяца подряд без единого выходного с зарплатой, которой хватало на рис и рис.

15 июня серым безветренным утром из дома примерно в одно и то же время вышли Агата (перед этим отдавшая кошку в надёжные руки) и Таня. Они пошли к разным остановкам, но в результате сели в одну маршрутку, едущую на автовокзал. Агата пыталась подремать, Таня, сидящая от неё через кресло, водила пальцем по грязному стеклу и рассматривала город, представляя его, как череду открыток, придумывая к ним подписи.

У автовокзала они вышли и пошли на одну и ту же газель до их родного города; Агата села на переднее сидение у окна, Таня – сразу за ней; обе пытались вспомнить, не видели ли они друг друга где-то, но так и не вспомнили. Агата надела наушники с книгой Дина Кунца, сонно моргая, а Таня выпила таблетку от укачивания и достала из рюкзака Фоера в дешёвом издании, зашелестела страницами, обещая себе купить закладку или сорок, потому что постоянно их теряла.

Между тем, газель заполнялась людьми; какая-то женщина заговорила по телефону, спрашивая, как у Милы дела, как работа, обещая, что скоро приедет, и они вместе поедут на рынок. Рядом с Агатой села студентка, доставая мобильник и улыбаясь приходящим сообщениям, рядом с Таней – болтающая по телефону женщина, сильно пахнущая луком. Через полчаса забежал последний пассажир – худой и прекрасно выбритый мужчина в официальном костюме. Он коротко извинился, передал деньги и сел в конце салона, на последнее свободное место, изрядно сплющенное с комфортом расположившимися дамами. Дамы заволновались и спрессовались в нечто более удобоваримое.

Завёлся мотор; поехали. Водитель включил радио, музыка забормотала что-то из динамиков о великой любви и трагедии на незамысловатый мотив. Женщина рядом с Таней продолжала говорить по телефону, спрашивая про огурцы; её громкий и хорошо поставленный, как у учителей, голос взрезал пространство, не успевающее восстановиться на паузах. Под эти волны Таня начала клевать носом и, наконец, заснула. Как всегда в междугородних газелях, ей снилось, что она, волнуясь и суетясь, собирается с утра на газель, пытаясь запихать всё в старый рюкзак, потом вспоминает, что уже едет – и снова оказывается дома в сборах. И так до зацикленной бесконечности.

Машина рванулась и встала, чихнув; заснувшая Таня с размаху ударилась о тёмно-синее кресло Агаты. Хлопнула водительская дверца, газель покачнулась. Водителя было видно через грязное запотевшее стекло; он шёл по недружелюбно-прохладному серому утру, отмахиваясь от моросящего дождя. Долго рассматривал что-то, потом достал мобильный телефон, послышались невнятные звуки разговора. Пассажиры выворачивали головы, чтобы увидеть, что происходит. Дама рядом с Таней возмущённо сказала: «Ну, что мы встали?» – все заволновались.

Газель снова закачалась, как лодка – водитель сел, хлопнула дверь.

– Поломка. Ждём, – сказал он, открывая автоматическую дверь, в газель тут же прокралась свежесть и прохлада, пахнущая летним мелким дождём. – Через полчаса пойдёт автобус, заберёт вас. Можете пока размять ноги.

Люди заворчали и полезли за мобильными телефонами; Таня, Агата и худой мужчина, подумав, стали пробираться к выходу. Мужчина тут же нервно вытащил сигарету, Агата, сматывая наушники, рассеянно стала прогуливаться вдоль газели, глядя на лес и небо; Таня потягиваясь, встала, рассматривая полусонно высокие ели и ещё яркую, не то что поздним летом, траву. Дождь был почти незаметным, слышно было, как в салоне разговаривала соседка, поэтому возвращаться не хотелось. Постепенно вышло ещё несколько пассажиров – некоторые из них тут же углубились в лес, ворча.

Таня и Агата посмотрели им вслед, а потом переглянулись и легко улыбнулись друг другу – ничего не значащий жест людей, которые привыкли быть вежливыми. А потом посмотрели на вереницу исчезающих в кустах людей и побрели по смятой траве вслед за ними.