Ирина-Ариадна-Лиля Деймос - Гадалкины сказки

Теперь она знаменитая Охдинская гадалка. Нудная, грустная и злая на слова. Но вслух не произносилась и десятая часть того, что видели глаза.

Поколение социальных сетей. Девушка двадцать с чем-то лет. Текст с картинкой. Мы подобрали выпавших из гнезда птенцов. Семена, червячки, молоко. Решила, что будет их выкармливать лучше мамы-птицы. Информацию как правильно ухаживать прочитала потом, когда наигралась. Слезливый смайлик, птенцу его не оценить. Да, это поколение умеет издеваться, но заторможенное. Для того, чтобы нахулиганить всласть им не хватало смелости. На самопожертвование способны были единицы, мешал вбитый с пелёнок прагматизм.

– Понимаешь, когда я говорю, что некоторые получают высшее образование всеми правдами и неправдами, то молодёжь спрашивает, а неправдами это как? – Возмущённо взмахнула ладони Ирина.

– Ну, правильно. – Примирительно произнесла рыжая товарка.

– Чего тут правильного?

Поступать в Институт было особым словосочетанием. Нельзя воспринимать его так, как оно написано. Это не сдать экзамен на отлично или пройти как золотой медалист или как в новом положении по хотенью Яги-Еге. Одноклассница Ирины растерянно посмотрела на подруг после своих же слов: профессор пообещал, что я поступлю обязательно, если приведу ему в постель своего брата. Ещё можно было заплатить невероятную сумму денег в конвертируемой валюте, привезти несколько ящиков заграничного коньяка или дублёнку. Вот так и набирался первый курс. И педагоги были, наверное, правы, обзывая их тупой бестолочью. Только разве они сами не были в доле взяточников, принимая вступительные работы. Тогда ей шёл семнадцатый год.

После отбывания пяти лет проклятия Второй Пропасти она захотела учиться. Чтобы вернуть убитую пилюлями память и возможно, даже кем-то работать. Поступать сразу в среду заучек было наглостью. После трёх лет училища в самый раз. Должна быть лазейка, и она её нашла. Брали ещё и тех, кто ходил на подготовительные курсы. Хоть и прошло восемь лет, но преподаватели по привычке называли их бездарями, особо одарёнными и ослами. И она знала, как они старательно высчитывают, кого и для каких целей берут на так называемое обучение. Да, вывеска опять лгала, и это заведение не соответствовала заявленному названию. Надежду обрести знания медиум возложила на библиотеки. Старинные фолианты, а также изданиям периода распада ПППР, оттаявшие от цензуры, и не прогадала.

Можно ли было вернуть обратно на сто лет назад мысли жителей Пурисии. Если заменить желание отомстить на сожаление о допущенной ошибке. Хотя бы так. Или мы обречены. Улыбки потеряли тень искренней радости, а стали только уступкой этикету. Беспечный смех и вовсе был изгнан из собраний. На месте его было только зубоскальство да злые шутки на ухо. Слёзы видели только сигаретный дым, подушки, подъезды и ливневые дожди. В таком жёстком каркасе душа никак не могла воспарить. Но если небеса отчаялись, то не лучше ли спокойно созерцать, как свершится высший суд.

– А я отношусь ко всему спокойно. Считаю, пусть все живут, как умеют. Не вмешиваюсь.

– Я тоже. – Сказала Ирина. Но тут же взвилась.

– Тоже не вмешивалась. Родилась в одной семье девочка. Заболела малокровием. Дети болеют, когда расстраиваются. Они развелись, а о ребёнке не подумали, вообще. А в детстве называли её страшилищем.

– Да, как так можно?

– Да. Девочку, с голубыми глазами, светленькую – страшилищем. А она вовсе симпатичная.

– Конечно.

– Вот они развелись, и она заболела раком. А потом опомнились, помирились. И ребёнок выздоровел. Не сошлись заново, а перестали ругаться на её глазах и всё ей объяснили. У детей это проходит.

– Хорошо.

– Да. Вот не вмешивалась. Только сказала через третьих лиц, что потому и она заболела, что родители ругаются. Передали, наверное.

– Ужас, какой. – Пробормотала собеседница, опустив голову. Почему-то вдруг в этом помещении появилось эхо, голос у ведьмы стал тоньше.

– Или вот ещё: женщина растила сына одна и мстила ему за своё одиночество.

– Ну, понятно.

– Да, понятно, била его, унижала по-всякому. И никто не вмешивался.

– Ясно.

– Вот он вырос и сам теперь её бьет. Так и надо ей.

– Конечно, так и надо. – Поспешно кивнула головой та.

– Так что, я теперь вмешиваюсь. А вы как хотите. Я не говорю, что вы делаете неправильно. А я правильно.

– Да-да.

Напугала случайную знакомую. Заставила оправдываться. Ещё это эхо, высокие потолки как в часовне. На Хэллоуин, когда дети и родители в Саду Заклинаний весело фотографировались с горящими тыквами, симпатичная ведьма пожурила своего малыша. За явную ложь, но Ирина не одобрила сделанного замечания. В Пурисии нельзя говорить правду. Посадят или убьют. Малый просто уже разобрался, что к чему. Умница. Совершенно не с кем стало позлословить и похихикать на чей-нибудь счёт. И никто из собравшихся посетителей не возразил, ни один упырь. А она чего-то раскричалась тогда. Но сказанного не воротишь. Вдруг что-то шевельнётся в глубине души. Не хотелось думать, что скрыто на дне призрачных высохших колодцев. Жабы, гадюки, опасные эпидемии. Или вместе со всем этим мусором семена прекрасных целебных трав.

Хотя бы горсточка уцелела маленькой феи, какой родилась она на свет. Если весело рассмеяться, то глаза у взрослых перестанут щуриться и бегать из стороны в сторону. Если хлопнуть в ладоши, то морщинистые бабульки прекратят свои монотонные речи, полные яда и клеветы. Топни ногой, и кот не успеет схватить голубя за крыло. Можно ещё подбежать к грустной даме и сунуть ей цветок в руку, чтобы она превратилась в радостную женщину. Вот сколько может произойти волшебства.

Только крылышки стрекозы в два раза грубее невидимых украшений на спине. Стоит только нагрубить и ударить, как они перестают радужно переливаться. Но мстительные призраки ничего не видят. Раны одна за другой заставили одеться в плотные серые штаны и рубаху, на голову венок из ядовитых лютиков, изготовлять из рябины настойки, от которых проще заболеть, чем исцелиться. Как и крылья, новая форма остаётся неразличимой. Жизнь похожа на затянувшийся кошмар. Есть ли ещё отражение в зеркале, сомневаешься порой. Прячешься от солнца, вызывающего головную боль. И ждешь, покатятся ли слёзы, когда она услышит в новостях о жестких расправах. Когда никто не видит.

Внешне она походила на обычную полутень, костлявая и сутулая с пристальным тяжёлым взглядом. Она умело насылала проклятия и возвращала обратно причинённое зло. Не оставалась в долгу.

– Если я прощу поганку, чего доброго, вернусь к Вселенскому Творческому Началу раньше срока.

Вернутся все из отряда: жнецы, ангелы, праведники, заступники угнетённых людей. Сойдёт тогда шарик Земной с орбиты прямо в Преисподнюю Солнца. Иначе ближние нашли бы способ столкнуть её случайно под тот же трамвай. Или познакомить с парнем, подхватившим туберкулёз в пинданах наказания Первой Пропасти. Заманить на пьяную вечеринку, где произойдёт несчастный случай. Отвести на собрание секты. Чтобы опять никто был бы не виноват. В Пурисии много чего происходило таким образом. Не упокоенных душ, прекрасно осведомленных, чьи фамилии и имена, нужно поставить на пустое место стало в конечном итоге, абсолютно равно числу населения. Каждый оброс отличительными признаками нечистой силы. Кривыми улыбками, круглыми стеклянными глазами, высоким резким голосом, глухими волосатыми ушами, шарообразным пузом – кому что досталось. Но признать себя частью тёмных сил?