Ирина Таланкина - Тишина

– Чего вы так орете?! – заглянул недовольный сосед из соседней комнаты. – Мне к третьей сегодня, ну дайте поспать.

– Растряси Родьку, все равно проснулся, – последовал раздраженный ответ.

Утро начиналось как обычно.

– Я эту пьянь даже трогать боюсь, он же неадекватный, – фыркнул сосед, но все же отправился в комнату Родиона.

Первокурсник наблюдал эту обыденную перепалку с испуганными глазами. Заселившись неделю назад, он все еще не успел лично познакомиться с тем самым виновником утреннего беспорядка – про Родиона много говорили и много шутили, но сам он все последние дни либо где-то пропадал, либо приходил поздно вечером и, не в состоянии даже разговаривать, тут же заваливался спать.

Юноша у плиты – Кирилл – соседствовал с Родионом уже три года, с первого курса. Пожалуй, наличие громадного Кирилла, который никак не мог погасить привычку добродушного заступничества, было единственным, что спасало Родиона от постоянных разборок и отчисления. Дружба их сложилась самым странным и противоестественным образом; Кирилл ни разу не назвал своего шумливого соседа «другом», да и никого так откровенно не называл никогда, в то время как Родион мог назвать «другом» почти любого случайного знакомого – он не имел привычки придавать словам особенное значение, скорее относился к ним так же, как и ко всему в своей жизни – без разбора и внимания. Однако крепкая, неназываемая привязанность была очевидна между ними уже после первого года общения, являемая далеко не в словах, которыми ни тот, ни другой не умели пользоваться.

Родион был на грани отчисления, однако явных попыток привести свои дела в порядок не принимал. Но ему вполне нравилось жить в общежитии, где то и дело случались какие-нибудь сумасшедшие, приятные и неприятные казусы, разборки, интриги. На вопрос, почему Родион не съезжает, хотя у него имеется квартирка от государства, тот лишь отшучивался: «Я к общаге привык, это моя естественная среда обитания». О настоящей причине знал лишь Кирилл – в пустых помещениях приступы тревожности у Родиона обострялись до той болезненной степени, в которой он был способен грызть себя, прекрасно при том зная, что от этого все равно не прекратится невыносимое жужжание в голове.

Едва Кирилл набрал в грудь воздуха, чтобы вновь закричать, как в коридоре раздалось тяжелое шарканье шагов.

– Заткнись ради всего святого, – Родион ввалился в комнату, собирая спутанные волосы в невысокий хвост, и упал на стул напротив первокурсника, скрывавшего неуверенность за притворным интересом в новостной ленте телефона. В отличие от Кирилла, новый сосед еще совсем не умел предугадать характер Родиона.

– Ты сейчас сюда коменду призовешь своим ором. Чайник кипел? Загрузи по-братски чай с сахарочком. – Родион щурился от света и громко сопел носом в попытках отделаться от тошнотворной сонливости и звона в голове.

– Родя, тебе двадцать два года, а ты пьешь, как подросток в пубертате, – проворчал Кирилл, мельком взглянув на настенные часы, покрытые толстой коркой пыли.

– Право имею, – отшутился Родион. – Не вам, молодежь, меня учить.

– Молодежь хотя бы школу не заканчивала на двадцатом году жизни.

– Завязывай мне этим тыкать!

По своему обыкновению к середине марта Родион уходил на все возможные и невозможные пьянствования и не упускал ни одного повода отвлечься от курсовой – в борьбе перед соблазнами вера в непоколебимую стойкость собственного организма каждый раз побеждала давно притихший голос совести. Из-под тонкой кожи на округлых щеках вместо румянца проступали синие капилляры, а в правом крыле носа блестело серебряное колечко. Родион ходил и спал в одной и той же футболке (которая когда-то принадлежала Кириллу), колючие волосы его опускались до самых плеч, лезли в глаза и мешались, и стрижкой своей, как и всем внешним видом, он не особенно занимался. Одна лишь приметная деталь в портрете Родиона никак не вязалась со всем этим нескладным, неряшливым видом – всегда живые и сверкающие глаза. Если бы огонь можно было окрасить в синий цвет, то это был бы именно тот цвет, что пылал в его глазах – огненный синий. Огненный синий, которым искрится небо в майский вечер перед закатом.

– Тебе сегодня к научнику бы сходить, – напомнил Кирилл, поставив на стол граненый стакан с крепким чаем.

Родион в очередной раз устало протер рукой лицо и что-то неразборчиво прохрипел, опускаясь головой к столешнице.

– А какое сегодня число?

– Двадцатое, – проговорил первокурсник.

– Двадцатое? – Родион резко поднял голову. – Праздник.

– День твоего похмелья? – Кирилл сел за стол.

– Да черт его знает, – Родион усмехнулся какой-то собственной мысли, – хорошо, что не день моей смерти.

До начала первой пары оставалось двадцать минут. С кухни никто не спешил уходить. Кирилл сонно ковырялся вилкой в тарелке, Родион доедал украденный из холодильника йогурт, а первокурсник все так же лениво листал новостную ленту. Говорили о чем-то сбивчиво и неспешно: об учебе, о новом преподавателе на юридическом факультете и о грядущей тусовке в квартире какой-то едва ли знакомой девушки с потока.

– Ты пойдешь? – поинтересовался Родион у друга. – Я точно пойду. Там будет много водки и тьма народу.

– Не заинтриговал, – все так же сонно бросил Кирилл. – Я уже устал пить, а тем более с тобой. Дома посижу.

Спустя несколько минут Родион нехотя поднялся со своего места и порылся в навесном шкафу в поисках таблеток. Потом он еще недолго посидел на кухне – выходить на уличный холод совсем не хотелось, а противная тошнота в груди не проходила.

– Че там, новости какие? – обратился он к первокурснику, чтобы хоть как-нибудь разнообразить разговор.

– Ничего интересного. Коронавирусные ограничения снимают во многих регионах, недавно в центральном районе случился пожар… О, кстати, вы слышали, что у Бекхэма синдром Туретта? Я вот сейчас интервью читаю.

– Слышал, – кивнул Кирилл.

– Что это такое? – не понял Родион.

– Что? Синдром Туретта?

– Да.

– Ты не знаешь? – за годы вместе Кирилл уже устал удивляться инопланетности своего чудаковатого друга. – Это такая болезнь врожденная, когда у человека случаются нервные тики постоянно, и он их никак не контролирует, совсем. Кто-то гадости выкрикивает, кто-то просто странные звуки говорить может. Хотя говорят, сейчас лечат. За большие бабки, наверное, но лечат. А так люди с этим живут.

Родион странно поглядел на него:

– Нервные тики – это как?

– Ну это по-всякому… Они разные бывают. Может у человека бровь дергаться, может голова, руки. Чего ты на меня так смотришь? Я не врач, я не знаю.

– Ты правда никогда не слышал? – наивно удивился первокурсник.