Илья Рашев - За бесконечность времени. Рассказы | Книга первая

– Ну, а нам деваться некуда сейчас, только ждать и остаётся. В этом, наверное, и заключается смысл жизни. Чтобы сейчас увидеть и понять, кто нас по-настоящему любил, – улыбнувшись, закончил он.

На улице уже стемнело. Хмурое осеннее небо вновь брызнуло дождем.

Мы какое-то время сидели молча.

– Ладно, Андрюха, – докурив вторую сигарету, мужичок поднялся со скамейки, – пойду я. Давай, до завтра. Ложись тоже в свой «склеп», не мокни.

Он взглянул на небо.

– Осень сей год дождливая какая-то очень, зима наверно теплая будет.

И посмотрел на меня.

– Я тоже пойду, Ларку чмокну и спать. Вот уж не знаю, что буду делать, если вдруг замуж снова выйдет. Свалю берёзу к чертям! – засмеялся Михаил.

– Ладно, давай. Завтра зайду, покажу окрестности, побродим. Не унывай. Жизнь хоть и закончилась для нас людская, но взамен хотя бы такая осталась.

После мужичок тяжело вздохнул.

– Сын вот только у меня хернёй маяться начал, – грустно добавил он.

– Ладно, разберутся, я думаю, – Михаил махнул рукой, – их жизнь, – и с этими словами направился к своему «дому».

На кладбище стало тихо. Лишь только дождь молотил по осенней листве. Я сидел и мок под его каплями один на лавке.

Теперь и мне остаётся только ждать. Как и всем находящимся здесь.

Ждать каждый день, бесконечно, «своих» в гости – в этом новом, но увы мертвом мире.

С трепетом ждать.

И бояться.

Бояться того, что вдруг однажды и ко мне никто не придет…

В гробу было слегка сыро. Дождевая вода просачивалась сквозь щели досок.

Я проворочался в нем всю ночь, так и не сумев заснуть.

Наутро я опять сидел на лавке.

Моросил дождь, небо было затянуто непроглядными серыми тучами.

Ветер, как и вчера, трепал деревья, сбрасывая с них последние листья на остывающую землю.

Из живых на кладбище не было никого. Как и вчера на нем суетились только души умерших.

Они наводили порядок в своих «домиках» перед приходом гостей. В надежде, что именно сегодня к ним придут.

Только я опять не делал ничего, как и весь вчерашний день.

– Проснулся уже? – Михаил с утра копошился у своей могилки.

– Я не спал всю ночь. Сыро, – негромко ответил я.

– Дааа, осень она такая, – протянул он, – у тебя-то хоть ещё гроб новый, у меня-то там вообще беда.

Михаил поправлял крест. Чуть выправив его, он подошел ко мне.

– Тут попривыкнуть надо, – закурив сигарету, мужичок присел рядом, – со временем освоишься.

– Ждешь сегодня кого? – чуть позже спросил он, отдышавшись.

Я пожал плечами.

– Жду.

Я снова смотрел на свою могилу, на фотографию, на крест. Я до сих пор никак не мог привыкнуть к тому, что меня уже нет среди живых.

– Да не загоняйся ты уже, – заметив это, сказал Михаил, потом поднялся, втоптал окурок в землю и положил руку мне на плечо.

– Пойдем, прогуляемся лучше.

Мы бродили с ним по безлюдному кладбищу.

Всюду были лишь души умерших, таких же, как и мы. Они не обращали на нас никакого внимания, занимаясь своими «житейскими» делами. Михаил изредка здоровался с кем-то, приветственно подымая руку в их сторону.

Я узнал, что похоронен недалеко от лесной дороги, которая делила кладбище пополам.

Должно быть, мама с папой специально выбрали это место, чтобы не потерять меня среди стремительно разрастающихся могил.

Почему стремительно?

Потому что, побродив где-то с час по кладбищу, мы наткнулись на две свежих могилы, на его окраине.

Это были две сестры погодки – десяти и одиннадцати лет. Даша и Маша.

Цветы и венки на их могилках пестрели яркими красками. Черные ленты гласили о скорби, памяти и о любви к умершим. Их игрушки: плюшевые мишки, Микки-Маусы, куклы – грустно мокли под дождем, облепленные осенней листвой. Лес, словно одеялом, укутал их от холода.

– Сюда чуть ли не каждые пару часов кого-нибудь да привозят, – негромко сказал Михаил, – дня не бывает, чтобы не привезли. А их, наверное, вчера вечером…

Он вздохнул.

– Жалко, малышки совсем. Болели, что ли, чем, или чего страшнее произошло? – спрашивал он себя, смотря на их улыбающиеся детские счастливые лица.

– Самое печальное, когда детей, особенно таких вот малышек, приходится хоронить.

Михаил поднял чуть потрёпанного жёлтого мишку за лапу.

– Игрушки – это хорошо, будет им чем играть. Родители у них молодцы. Жалко их очень.

– А почему их нет? – спросил я.

– Ну, они должно быть еще дома. Не могут распрощаться, – Михаил отряхнул мишку от листвы, положил его аккуратно обратно, и мы пошли дальше.

– Три дня же у нас есть после смерти дома побыть. Ты вот не знаю, почему на второй день здесь появился. Не знал, наверное.

Лес на кладбище шумел от ветра. Деревья местами синхронно качались под его силой. Вороны наперебой, перекрикивая друг дружку, доедали крошки с могил, перелетая с одной на другую.

– Ох уж эти каркуши, вот никогда не любил их. А сейчас без них здесь тоска была бы, – улыбаясь, сказал Михаил, – они как дети, дерутся, ругаются чего-то. – Он улыбнулся.

– Тоже сладкое очень любят. Я помню, конфеты как-то у меня все стащили, даже закусить было не чем, сволочи. Так что успевай прятать.

Мы шли дальше.

– Вот только могила после них вся растрёпанная становится.

Тем временем мы подходили обратно к своим могилам.

Было где-то уже около полудня.

Позади себя я услышал звук подъезжающего автомобиля. Это был черный джип.

Он остановился у края дороги и из-за руля вышел солидный мужчина, одетый в черное пальто.

– Отец? – обернувшись, чуть слышно, с радостью в голосе, произнес я.

Мужчина открыл пассажирскую дверь, и из нее вышла незнакомая мне женщина. В руках у нее были цветы. Она тоже, как и папа, была в черном пальто.

– Что? – спросил, отвлекшись от рассмотрения табличек на могилах, Михаил.

– Отец приехал, – сказал я, – с кем-то.

Я не мог понять, что за женщина была с ним. Почему не мама?

Радость с моего лица тут же исчезла.

– Ну, давай, иди, принимай гостей, – хлопнув меня по спине, сказал Михаил, – а я пойду до Николаича дойду, проведаю. Он ещё при Сталине умер, много интересного рассказывает о тех временах. Я тебя потом с ним познакомлю, настоящую историю хоть узнаешь, а не выдуманную, из учебников.

Ну, давай, давай иди, – подбодрил меня снова Михаил, – вечером заскочу, расскажешь, что да как.

И после этих слов он ушёл.

Я, дойдя до своей могилы, снова присел на лавку.

– Положи цветы ему на могилу, – сказал папа женщине, – вот так, да.

– Красивый у тебя мальчик, – рассматривая мою фотографию, сказала женщина.

Ее голос был хриплым, я бы даже сказал, каким-то прокуренным.

Ну, это и понятно. Пока они были у меня, она выкурила сигарет семь точно. И сигареты она курила какие-то со вкусом. Ароматные, с длинным мундштуком. Неприятные.