Руслан Лимаренко - Билет в одну сторону. Том 2. Книга 2

Куда ехать, Макс не знал. После того, как он ушел от жены, он вел беспутный образ жизни, пытаясь залить свою тоску. И вот после очередной бурной вечеринки в ночном клубе Макс снова впал в состояние полного равнодушия – «жесткого пофигизма», как он его сам называл. Ему ничего не хотелось. После того, как он бросил свою беременную жену из-за навязчивой идеи найти понравившуюся ему девушку, которую он встретил в ночном клубе, Макс вообще не строил никаких планов на будущее и просто плыл по течению свой по-фигистической жизни мирного пьяницы.

– «Выигрывает тот, кто забивает! – закричал он на эскалаторе. – Забейте, люди, на всё!» Но люди смотрели на него как на дурака. Спускаясь вниз, он вглядывался в лица людей, поднимающихся вверх. «Им все пофигу», – думал он. От встречных лиц веяло холодом. Войдя в вагон, Макс остановился у противоположных дверей. «А теперь я забью на все», – сказал он себе. Наклонив голову, Макс закрыл глаза, погружаясь в череду беспорядочных и давно волнующих его мыслей. «Кто я? Для чего я живу? В чем смысл моей жизни?» – задавал он себе вопрос за вопросом, но не находил ответа.

– Да пошло все нафиг! – сказал он вслух. – Я на все забил! – добавил он, прогоняя свои тя-желые мысли, которые всегда появлялись в его сознании после бурно проведенных в ночных клубах города вечеров.

– Что? Совсем обнаглел, идиот? – грубо сказал мужчина, повернув голову к Максу. – Отодвинься от меня, а не то я тебе сейчас все ноги поотдавливаю.

– Что, порамсить хочешь, дядя? – выдохнул ошарашенный Макс. – Да я тебе сам щас шею сверну, урод, блин! Че те надо? – спросил его Макс и тут же сам ответил. – Потому что умный, – ткнув при этом указательным пальцем вверх. – Ты что, рамсы попутал, дядя, а? Закрой пасть, а не то на коронки работать будешь, – продолжал наезжать Макс, и глаза его сверкнули решимостью. Мужчина отвел глаза в сторону и стал проталкиваться подальше от Макса.

– Совсем молодые обнаглели, – вдруг раздался старческий голос сидевшей за спиной Макса немощной, на первый взгляд, старушки, рука которой – довольно таки еще сильная и крепкая, впилась в его бок.

– Ну, ты! А ну-ка подвинься! – визгливо вскрикнула она.

Оторвав руку наглой старушенции, Макс с силой отшвырнул ее кисть от себя.

– Совсем, старая, из ума выжила, – сказал он ей, – одной ногой уже в могиле стоишь, а все блатуешь, плесень.

От подкатившей злости после наезда злой бабки его спасла остановка – на станции Лиговский проспект в вагон вошла веселая компания подростков. Гогот, ржание, а не смех, мешаясь с перегаром, пронзили вагон. «Вот твари, – подумал Макс, – и еще баба с ними молодая едет, пьяная. Проститутка. Шалава, – мысленно обругал он подвыпившую, вошедшую с компанией деваху, глядя на нее… – Вот бы такую наглую бабу… – Макс остановился на половине мысли. – …нет, вот бы такой наглой бабе морду бы набить!» «А за что?» – возник в его голове вопрос. «А за просто так!» – ответил сам себе Макс.

В голове Макса неожиданно возник неясно из чего созревший план действий.

– Чего пялитесь, мудаки?! – заорал им Макс.

– Че! Ты слышал, Игорь? – обратился один из подростков к другому в пьяной компании.

– Что, что?

– Эй! Мудачье! – все продолжал, орать Макс, махая рукой над головой. Электричка остановилась и толпа вынесла Макса наружу. Макс взошел на эскалатор и повернулся лицом.

– Это ты нам? – переспросили подростки, вышедшие с Максом из вагона и ехавшие чуть ниже по эскалатору.

– Вам, вам, дуракам! – пошутил Макс.

– Ну, сейчас ты за базар ответишь! – крикнул один из подростков.

– Да, смотри сам не свали! – прокричал в ответ Макс.

– Люди! Забейте на все! – закричал Макс встречному ехавшему потоку, обернувшись на эскалаторе. – Вам же и так все по фигу! Рамсите!

Но его никто не слушал: серая толпа, задав себе скорость, быстро двигалась с эскалатором наверх по своим делам.

– Да пошли вы все! Придурки! – закричал он толпе. Чувство глубокого раздражения накатило на Макса, кровь закипела в нем, ему сильно захотелось под любым предлогом дать кому-нибудь в морду. И дать сильно.

Расталкивая пассажиров, Макс поднимался по эскалатору. Выйдя на улицу, он остановился у большого темного стекла метро, вглядываясь в свое отражение. Оно тоже пристально смотрело в ответ. Это был худощавый высокого роста молодой человек с зачесанными назад темными волосами, с крючковатым носом, с темными кругами под глазами, небритый, в черной кожаной куртке с красной надписью «Motor Harley-Davidson Cycles» на спине и на правом рукаве, в черных кожаных штанах, в черных начищенных ботах и черном кожаном десантном берете на голове. Отражение зло смотрело в ответ. Надменная усмешка и сжатый кулак подтверждали желание Макса влезть в какую-нибудь историю.

«Все – суки!» – зло процедил он сквозь зубы, отходя от стекла. Настроение Макса часто менялось от атмосферы, царящей в городе. Его мрачные старые дома, холодный промозглый ветер, мрачные угрюмые лица горожан, равнодушие – все это вызывало в городе общую болезнь с диагнозом «бездушье сердец». Ею болели все. Ей болел и он сам. А противоядия не было, вернее, оно было, но только в теории, так как мало кто на практике реально его использовал, потому что бездушье сердец – это последствия той самой защиты каждого человека в виде маски-стенки, преграждавшей путь к душе каждого из нас, которую горожане надели на себя очень давно, спрятавшись и найдя в этом покой и мнимую защиту. А на самом деле они все заболели этой болезнью, лекарство от которой потеряло силу, потому что никто его не желал применить: поверить ближнему, простить его, хотя, возможно, веря в добро и делая хорошие поступки, каждый мог бы вылечиться от этой болезни. Но все дело в выборе, который никто не хотел делать. Климат города вызывал аналогичный холод в душе, создавая псевдогармонию, а это устраивало всех.

Иногда Макс любил носить черную кепку, которая подчеркивала его крючковатый нос. Четкий подбородок выдавал в нем сильную личность, но глаза были его характерной особенностью. Взгляд его был всегда разным, в зависимости от обстоятельств. Если Макс злился, взгляд его становился пронзительным, что всегда заставляло других людей отводить глаза. Но в то же время, когда Макс, напиваясь по выходным, доходил до кондиции, в его взгляде сквозила простота и доброта юношеской непосредственности. Он готов был весь мир пожалеть и полюбить. В эти моменты друзья, много знавшие Макса Крюкова, могли почувствовать истинную глубину и открытость его души. Что, наоборот, всегда вводило в смятение его новых знакомых на вечеринках. Но в то же время, в протест всем, он не хотел надевать маску толпы, циничного равнодушия, он хотел оставаться собой при любом раскладе жизни. «Пусть уж лучше от моей злой рожи шарахаются все, чем я буду серым обывателем с маской равнодушия на лице», – нередко думал Макс. В этом порыве личности он самоутверждался, говоря при этом своему другу: «Забей, Рус, на все!» Что он сам успешно и делал, по пофигизму забивая на все.