Руслан Лимаренко - Билет в одну сторону. Том 2. Книга 2

Ответом ему была тишина. Лишь в глубине своего сознания Миша услышал: «Ты сделал правильный выбор. Я помогу тебе во всем».

– Я делаю правильный выбор, – сказал он после продолжительного молчания, – мне сам Бог говорит об этом, я чувствую сердцем.

– Так уж и впрямь Бог? Ты уверен?

– Ну что ж, каждый свой выбор делает сам. Тогда, Миша, забирай себе рынок и рамси там, а я буду контролировать все остальные территории, которые контролировал Рубаковский. А остальные как?

– Я останусь с Мишаном, – ответил Гад, – я все же мент и буду при деле на рынке на подведомственной мне территории.

– Ну а ты, Бегемот?

– А что я? – вымолвил неохотно Витя. – Мне все по фигу, я как рулил за баранкой, так и буду рулить. Я вообще не люблю много думать, рамсить мне уже не с кем на рынке, там будут другие дела. Не, я остаюсь с тобой, шеф, – ответил Бегемот, посмотрев на Седого.

– Ну, вот и хорошо, все сладили, – подытожил Седой.

Миша не понимал, почему Седой ничего не сказал о бизнесе по лотерее, который Рубаковский организовал в самом начале становления своего бандитского бизнеса? Лохотрон Седой отдал в распоряжение Миши, а сам вроде как остался без ничего? Почему Седой так поступил – Миша не находил ответа. Только намного позже он понял весь настоящий раздел.

Пролог. 13 октября

Двумя месяцами ранее.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Знаю! Не говори ничего! – сделав предупредительный жест рукой, говорила Лиза, – я знаю, что сегодня тринадцатое октября. Я знаю, пришло отмеренное тобой или чем-то, может быть кемто – время.

– Да, – тихо произнес он.

– Ну почему? Почему? Почему? – дрожа и побелев от волнения, повторяла она. – Ты же так много любви отдал мне, чтобы отогреть меня. Ты сделал меня слабой.

– Я сделал тебя настоящей, я сделал тебя другой, – возразил он.

– Нет. Ты заставил меня понять, что, что бы в жизни плохого с человеком ни случалось и как бы он ни разочаровывался в жизни, самое главное – он никогда не должен поддаваться отчаянию и совершать ошибки.

– За которые придется платить, – добавил он, – и иногда платить по-крупному.

– …но это понимание ослабило мою стенку, защищавшую меня от злостно-равнодушного цинизма, – продолжила Лиза, не слыша его слов, – непонимания, хитрости и лжи, царящих в нашем мире. И теперь ты еще и бросаешь меня, будучи уверен, что ты прав – сделал мне добро. Но как ты не понимаешь, – громко, вымученным голосом произнесла она, положив измученную мыслями голову на руки, – что добро, доведенное до абсурда, есть зло?! Поэтому ты не добро делаешь, ты зло сеешь, отогревая озлобившихся людей, а затем бросая их ради какой-то там ведомой одному только тебе необходимой цели.

Обессилев, Лиза опустилась на диван, вытирая рукой испарину со лба.

– Ну, что ты молчишь? – с болью, отчаяньем и мольбой спросила она.

Молчание его затянулось, но он все же ответил:

– Я не могу остаться с тобой, прости. Я должен идти, – непоколебимо сказал Макс, – что бы ни случилось, знай: самое главное – это то, что ты теперь смотришь по-иному на жизнь, что ты сбросила с себя маску невежества, равнодушия и цинизма, которая прятала и разъедала твою слабую душу. Ты жила в маленьком красочном мире, отдаляя способность жить и оставаться полноценным человеком в реальной действительности с присущими интеллекту переживаниями, чувствами объективного мира. То, что реально – истина добра, то, что придумано – ложь зла! Вот это есть моя философия, моя идеология, мой вкус жизни!

– Твой вкус жизни, – то ли спросила, то ли сказала вслух Лиза. – А ты не думаешь, что ты просто эгоист? Тебе не приходила в голову такая мысль? Что ты жестокий циничный фанат и эгоист с маской добра на лице?! Я тебя держать не стану, и раскисать без тебя тоже, да и… возвращаться к прошлой жизни тоже, все-таки ты помог мне понять многое и главное – саму себя. Поэтому, – Лиза оперлась на стену в коридоре, ее губы скривила гримаса боли и отчаянья, и давно сдерживаемые ею слезы вырвались наружу, – я отпускаю тебя. Уходи!!! – пронзительно закричала она, распахнув ему входную дверь.

А накануне, 12 октября, Лиза, присев на край дивана, почувствовала внутри себя странное беспокойство, которое все росло и росло. Белым ситцевым платьем, которое она собиралась надеть для Макса завтра, Лиза хотела произвести на него хорошее впечатление, потому что она наденет его именно 13 октября. Макс тоже почему-то с легким волнением ждал этой даты, и, как замечала Лиза, он также испытывал тревогу, но всячески старался скрыть это от нее. А почему Макс именно в этот день попросил надеть именно это простенькое белое платье, Лиза не знала, и он ей не хотел говорить. Он даже самому себе боялся признаться в своем тайном желании, которое у него возникло после того, как он случайно познакомился в ночном клубе с одной девушкой. Макс даже не мог вспомнить ее имя, не помнил ее лица, но зато он запомнил ее глаза – широкие, большие, синие. Он прямо утонул в их синеве. Макс тогда сильно напился и продолжал после этого случая еще долго пить, но лицо, лицо этой девушки постоянно возникало в его памяти и улыбалось ему. Он сам не понимал, что с ним произошло. Но больше всего он боялся признаться самому себе в том, что вся жизнь его теперь пошла к черту. И он готов был ее ломать, теряя все, все, что у него было: семью, жену, друзей, работу, одним словом – все! Но это его не пугало. Синева ее глаз стоила всего того, что у него было, и она же не давала ему покоя в последнее время. И Макс грустил, уставившись в темное ночное окно, пугая себя своим отражением в нем и своими тайными мыслями.

Каждый раз, когда Макс приходил в состояние глубокой меланхолии, уставившись вечерами в темное комнатное окно, Лиза тихонько подкрадывалась к нему и, нежно обнимая его сзади за шею, тихонько шептала на ушко. Так было и в этот вечер.

– О чем мой миленький задумался? – спросила его Лиза, обняв за шею.

– Завтра будет 13 октября, – с грустью ответил Макс.

– …и что?

– Ничего….

– Хорошего или плохого?

– Не знаю, – уходил от ответа он, – но чувствую, изменить ничего нельзя.

Такой ответ пугал Лизу, ей становилось страшно, и мурашки нещадно бежали по телу, прокладывая дорогу тревожной неизвестности.

Мир планеты Земля всколыхнул мрак холода, просквозившего человеческие души. Погода веяла сыростью и пасмурностью дней. «Облака – это мрак, скрывающий лица», – думал Макс, ежась от холода, искоса поглядывая на пасмурное небо, направляясь к метро. Нащупав в пустом кармане жетон, Макс удивился: «Надо же, не все еще пропил». Опустив жетон, Макс смело взошел на эскалатор, который повез его в неизвестность.