Валентина Хайруддинова - Нина. Таинственный Ник

Разбудил Нину стук в дверь. Она вздрогнула, натянула одеяло до подбородка. Девушка не представляла, как ей теперь общаться с Соколовским: огромный фиолетовый горшок так и маячил пред глазами.

Но тревога оказалась напрасной: то явилась хозяйка дома. Она приехала из Усольска вечерним поездом и сразу постучалась к квартирантам.

Баба Дуся не слишком натурально посочувствовала, узнав о болезни Нины, затем сухо спросила сиделку, из какой та больницы.

– Что ж, за тобой нянька-то смотрит? – поджав губы, с подозрением оглядывая комнату, поинтересовалась хозяйка.

– А вы почему сегодня приехали? Собирались ведь погостить, – безучастно прошептала Нина.

Баба Дуся окончательно пришла в плохое расположение духа:

– В гостях хорошо, а дома-то лучше. Да и дом оставить, как я вижу, нельзя – чужие какие-то личности…

Нина виновато молчала, тетя Лида ушла за перегородку поставить чайник на печь.

– А сестры твои где, муж? Деньги, что ль, у тебя лишние, сиделок нанимать? – даже не понизив голос, продолжала возмущаться баба Дуся: она отличалась крайним любопытством, старалась знать все о своих квартирантах и считала своим долгом поучать Нину и давать ей советы.

Потом пили чай с шоколадными конфетами и бутербродами: женщины – за столом, Нина – в кровати. Тетя Дуся немного смягчилась, но внезапное изобилие рациона квартирантов ее тревожило. Она так и эдак пыталась выспросить, откуда богатство, но Нина безмолвствовала, а тетя Лида заметила, что она чужой человек и ведать ничего не ведает. Баба Дуся запивала конфеты душистым чаем, косилась на красивый клетчатый платок, висевший на соседнем стуле, ночник с розовым абажуром да качала головой.

Наконец, хозяйка, вспомнив, что она «только с поезда», отправилась домой. Нина облегченно вздохнула: не хотела ее встречи с Соколовским, который, по словам тети Лиды, должен приехать вечером.

Совсем стемнело. Стрелки на часах показывали девять, когда в окно легонько стукнули. Нянечка пошла открыть, а Нина, унимая заколотившееся сердце, вдруг представила: в комнату входит Саша, бросается к ней, что-то рассказывает, они плачут вместе… Но тетя Лида вернулась с историком.

– Как вы, Нина Петровна? – спросил он, осторожно присаживаясь на краешек стула и опираясь на трость.

Нина смутилась, но про себя отметила: гость как будто тоже чувствует себя не в своей тарелке: обычного высокомерия нет и следа, глаза опущены.

– Спасибо вам, товарищ Соколовский, – проговорила девушка, – но не стоило так беспокоиться. Право же, я чувствую себя хорошо, и такое внимание… излишне.

Нине, конечно, от души была благодарна коллеге, но его участие тяготило, ведь она никогда не прибегала к помощи посторонних, тем более, таких людей, как Соколовский: чужих и непонятных.

– Вы простите, Нина Петровна, за все это, – Соколовский повел рукой в сторону платка, – возможно, я слишком назойлив, но поймите: я испугался. Вы ведь сознание потеряли, а в такой ситуации лучше сделать что-то, как вы изволили выразиться, излишнее, чем потом навещать человека в больнице. Да вы и сейчас такая бледная…

Нина вдруг осознала: на ней – старый фланелевый халат, зашитый на плече, сама она лохматая, неумытая. Что Соколовский о ней подумает? Он-то всегда одет с иголочки, ездит на новой «Волге», пахнет дорогим одеколоном. Девушке захотелось спрятаться под одеяло и вообще – провалиться сквозь землю.

Соколовский вздохнул, поднялся, тяжело опираясь на трость, и ушел за перегородку, а тетя Лида, напротив, явилась с кружкой бульона.

– Вот, сварился: куриный, лечебный. А душистый какой!

Нина, которая сутки не ела, неожиданно почувствовала голод, но, разумеется, хлебать бульон перед Соколовским не собиралась. Однако тот сказал, что скоро вернется, о чем-то пошептался с нянечкой, и вскоре девушка услышала: хлопнула входная дверь.

Бульон Нина съела, запила чаем, при этом вспотела, чем несказанно порадовала сиделку.

– Вот теперь горло полощи, выпей таблеточку – и отдыхать.

– А вы? – поинтересовалась Нина, – уже поздно, трамвай ведь до десяти ходит.

– Ну, я могу и остаться. За тобой ведь глаз да глаз нужен!

Нина не знала, что ответить: ей хотелось спокойно подумать об исчезновении мужа, но в то же время она боялась остаться в пустой комнате совсем одна, тем более сиделка оказалась тактичной и ничего лишнего не спрашивала.

Вскоре в коридоре послышались голоса, стукнула дверь, и Маруся, влетев в комнату, не снимая пальто, бросилась к кровати. За ее спиной Нина увидела Соколовского.

– Нинка, что ты вдруг удумала?! Чего не позвонила?!

– Сегодня только заболела. Я хотела к тебе, но тетя Лида не пустила, – оправдывалась Нина, которая так обрадовалась приходу сестры, что на мгновение забыла о Саше.

– Какая такая Лида? – усаживаясь прямо на кровать, поинтересовалась Маруся.

– Это я, – с достоинством доложила нянечка, до того скрывающаяся за печкой, – Лидия Ивановна.

Маруся измерила сиделку с ног до головы, но не успела сказать ни слова: та решительно и строго произнесла:

– Вы, дорогуша, сняли бы пальто – к больному человеку пришли. И не утомляйте Нину Петровну разговорами, ей отдыхать нужно.

Нина даже улыбнулась, глядя на Маруську: та зыркнула своими темными, как спелые вишни, глазами на Лидию Ивановну, но смолчала и отправилась повесить пальто. Вот так тетя Лида – Маруська ее послушала! Обычно сестра за словом в карман не лезла, чем всегда возмущала, а иногда и смущала Нину.

Из-за перегородки вышел Соколовский:

– Нина Петровна, мы с Лидией Ивановной уезжаем, а утром она вернется, часам к восьми.

– Да, конечно, поезжайте, но прошу: не утруждайтесь, – умоляюще произнесла Нина, – я здорова и завтра пойду на работу.

Нине хотелось, чтобы чужие люди, от которых тесно стало в крохотной комнатушке, наконец, ушли, оставив ее наедине с сестрой.

– До завтра, – словно прочитав мысли больной, поспешно попрощался историк.

Тетя Лида накинула плащ, кивнула: «Выздоравливай!»

Нине сразу стало ужасно неловко: Соколовский и тетя Лида помогли ей, а она даже не поблагодарила. Девушка принялась подыскивать слова признательности, но Михаил Владиславович и сиделка уже выходили, поэтому получилось: Нина крикнула им в спину нелепое «спасибо», которое они и не услышали, так как Маруся в этот самый момент затараторила что-то.

Проводив гостей, сестра скинула чулки, залезла в кровать, обняла Нину:

– Рассказывай!

– Саша пропал, – проговорила сквозь вдруг набежавшие слезы Нина.

– Мне Михаил рассказал.

Нина проглотила комок слез и, повернув голову к сестре, уставилась на нее озадаченно:

– Какой Михаил?