Жанна Ди - Рыжая Не Ведьма

Продолжая стучать кулаком, коленом, затылком, по этой треклятой преграде она не заметила, как уснула.

***

На рассвете её разбудил Ниткос. Он присел рядышком, провёл по рыжим кудрям, разметавшимся словно по коридору пронёсся ураган.

– Милая, что ты здесь делаешь? Я думал мне приснился шум…

Он вложил в слова нежность и заботу, но, увидев её взгляд, отшатнулся.

– Почему ты не пришёл? Ты был мне нужен! Это же ты! Ты закрыл эту дверь, я знаю! Кто тебе рассказал? – в голосе нарастал гнев, возвращая силы в уставшие за ночь мышцы.

Элиза колотила возлюбленного по груди, желая выместить всё негодование, обиду и страх о того, что не справилась, подвела тех, кто её звал и не дождался. Ниткос молча терпел, не уворачивался от ударов, лишь задерживал дыхание и как в день приезда в карете пытался успокоить медленными вдохами и выдохами, как учил его в детстве отец. Но ничего не помогло. Ни тишина, ни дыхание, ни объятия.

– Ненавижу! – кричала не своим голосом Элиза, жалящий взгляд испепелял того, кто помешал встречи с тенями. Оттолкнув с далеко недевичей силой возлюбленного, она вскочила и бросилась прочь.

– Я же не знал. Хотел оградить тебя от сплетен…

Ниткос растерянно смотрел вслед убегающей рыжей, не понимая, что сделал не так.

Прошла неделя. Элиза злилась по поводу и без, когда появлялась на людях. Бурчала, кричала, высказывала.

– Когда уже пригласите мастера? Солнце слепит и не даёт сосредоточиться! – кивала она на окна в замковом коридоре.

– Неужели нельзя проверить на соль и перец заранее? – отодвигала горячее и уходила из-за стола.

– Постельное бельё вечно мятое, – отчитывала служанку, укладываясь спать.

Но оставаясь в одиночестве, она словно падала в пропасть. Злость исчезала, а на её место выползала тягучая грусть. Где бы Элиза не находилась: в комнате ли, в саду на любимой лавочке в заряжающей раньше беседке, тишина мгновенно рядышком появлялась. Но не та, оглушающая, как в избушке колдуньи. Нет, звуки природы, гомон мальчишек, звон железа врывались и пытались отвлечь. От поисков, хотя бы тоненькой нити, оставляющих невидимый след тихих шепотков, манящих, ставших однажды частью её.

Элиза бродила потерянная по коридорам, тропинкам, не могла сфокусироваться ни на чём кроме попыток услышать тайных друзей. Ей не хотелось никого и ничего видеть, все силы направлялись в слух. Она вздрагивала от шорохов, звуков, от малейших намёков на шелест тех, кто был почти год с нею рядом. Но в голове по-прежнему царствовала пустота… Будто в тот день Элиза потеряла ниточку связи, утратила, не удержала и теперь её не восстановить.

– Ну почему? Почему ты меня не спросил? Не предупредил? – вопрошала рыжая, глядя в потолок комнаты при свете дня или отблесков луны по ночам.

Но ответом была всё та же грызущая нервы тишина. Не шёл сон, не приходили идеи, что же можно сделать, как вернуть то, что утеряно. Даже образ колдуньи не появлялся, как ни старалась высмотреть его Элиза. В облаках. В отблесках лунного блика на стенах или в стоящем в углу зеркале. Но и старушка от неё отвернулась. А пустоту заполнял страх, притягивающий тяжёлые воспоминания: крики толпы, избегание встреч с дочкой хозяев поместья, обвинение ведьмы во всех бедах, одиночество, ожидание подвоха от окружающих…

Ниткос тоже страдал. Ловил взгляд любимой, но та отворачивалась. Дарил цветы, но те сразу улетали в корзину. Он даже научился играть на банджо и спел песню на языке незнакомом. Упражнялся несколько дней вместе с гостившим в поместье путником седовласым. Но рыжая только закрыла плотнее окно, показав своё отношение.

Элоя и Марси. Хозяюшка в возрасте и молодая служанка. Их фигурки выглядели сгорбленными, словно на спинах лежал мешок острых камней. Они не смотрели в глаза Элизе, опасаясь, что та прочитает мысли и переживания, узнает кто надоумил Ниткоса заколотить дверь в злополучное подземелье. Источник бед по их мнению. Ведь именно после того, как рыжая, несмотря на уговоры подруги отправилась одной лунной ночью узнать, что же скрывается в заброшенной части дальнего коридора, начались изменения. В характере, поведении, шутках, создавших пугающий образ ведьмы.

Каждый участник молчаливой битвы понимал, что так долго продолжаться не может. Первым не выдержал Ниткос. Собрался с духом, поймал в коридоре Элизу за руку, развернул её к себе и прошептал, сглатывая спазм в горле:

– Я не буду больше мучить тебя. Прощай и прости меня, пожалуйста! Я не знал…, – прикоснулся губами к тыльной стороне ладони, развернулся и поспешил быстрее уйти пока не передумал.

«О чём ты не знал?» – хотела прокричать Элиза, но вместо этого молча отправилась в комнату.

Той ночью ей приснился сон. Лесная колдунья прилетела как ветерок, долго кружилась, будто пытаясь преодолеть защиту. Чихнула, съёжилась и с хлопком превратилась в фигуру, ту самую, что в избушке угощала рыжую гостью блинами. Лицо старушки снова походило на расплывчатую рябь, с губ слетали отрывочные слова:

– Береги! Судьба…

Элиза крикнула ей:

– Постой! Объясни! Я ничего не понимаю!

Но видение растворилось от дуновения сквозняка и рыжая проснулась. Сморгнула пелену дремы. Огляделась. Комната встретила, уже ставшей привычной, оглушающей тишиной. Отбросив пуховое одеяло, Элиза подбежала к окну. Посмотрела на ночное небо, на отражение лунного света, растекающееся по двору. Но увидела не уставшую за день землю, а живую картину: следы копыт и образ коня, увозившего с глаз долой того единственного кто смог вернуть радость и веру в себя.

Элиза почувствовала тепло осознания, разливающееся по клеточкам тела, накинула дорожный плащ и выбежала на улицу.

– Поторопись! – подгонял голос колдуньи.

«Куда ты собралась? Ночь на дворе! А там лес! Что случится с тобой? Совсем не думаешь о матери!» – мысли надоедливой мошкарой окутали и пытались остановить рыжую беглянку.

– Да, пропадите вы все! – отмахнулась Элиза, накинула капюшон и ступила в лесную чащу, не придав значения, что охрана её не остановила, ворота приотворились стоило ей подойти.

Она шла вперёд по тропинке, а та, петляя, вела ночную путницу, словно мастерский проводник. Уводила от непроходимых мест, не давала сбиться, будто специально показывала кочки, упавшие деревья, пеньки или рык зверья привлекала, отговаривая свернуть не туда. Элиза спешила, сердце стучало в такт мыслей, шагов. Она уже не могла остановиться, это было сравнимо с задержкой дыхания. Минута, две, послушать лес, прикоснуться к отзывчивым зелёным хозяевам, но стоило засомневаться, как по телу пробегала дрожь, требуя движения. Её тянуло вперёд и спустя час между листвой промелькнул отблеск водной глади. Озеро! Кровь ударила в голову. Бежать! Быстрее!