Татьяна Нартова - Знак обратной стороны

– Ладно, я скажу им, что у меня аллергия на пыльцу.

– Да, так будет лучше, – согласился мужчина.

Мы еще постояли, всматриваясь через пелену дождя. Темнело. Порывами налетал ветер, срывая с озябших деревьев пожухлую листву. Кроме нас на остановке осталась лишь какая-то бабулька с огромной тележкой.

– И как? После этого прошла твоя любовь к учительнице?

– Нет. Она стала еще крепче, и на выпускной я пришел с уже настоящим, а не надерганным букетом и признался ей. Мол, так и так, Алена Игоревна, все эти годы вы были моей тайной музой. Мы даже потанцевали.

– Врешь! – не поверила я, но лицо Славы оставалось совершенно серьезным. – Ого, да мой супруг настоящий смельчак.

– Видела бы ты, как у этого смельчака тряслись коленки, и как он заикался. Наверное, тогда я представлял собой весьма жалкое зрелище. К счастью, у физкультурницы хватило такта мило улыбнуться в ответ и не произнести ничего лишнего. Скажи, а если бы тебе кто-нибудь из учеников признался в любви, чтобы ты сделала?

– Все зависит от возраста. Малыши еще не понимают грани между дозволенным и не совсем приличным. Дети с пятого по девятый-десятый класс… Они, скорее, инкогнито подсунут тебе на стол записку или, как ты – клумбу разорят, а цветы в кабинете оставят, но в глаза вряд ли признаются.

– А старшие? Парни по шестнадцать – восемнадцать лет? Они ведь уже не такие маленькие, чтобы не понимать, что такое симпатия к противоположному полу. А стыдливости у них иногда совсем нет. Как с ними?

– Ты меня сейчас спрашиваешь, как преподавателя или как женщину? – уточнила я.

– А есть разница?

– Огромная, Слава. Огромная. Хороший преподаватель никогда не ответит взаимностью на чувства ученика. И это касается не только любви, но и неприятия тоже. А женщина может в ненужный момент выключить голову. И это совсем нехорошо, – растолковала я непонятливому муженьку. На горизонте мигнули желтым две заветные цифры. – Наш автобус, пойдем!

Возвращение к началу

Символ левой руки. «Источник», некая далекая точка, определяющая личность человека и не позволяющая ему двигаться в ином направлении своего развития. От направления написания зависит результат воздействия знака. Либо избавление, отрицание некого события, либо возвращение к нему, как к психическому источнику энергии, силы. Отсюда и двойственность названия знака.

– Ну что, струсила? – ядовито улыбается Альбина.

В ней бесит все: и веснушки, и чересчур курносый нос, и маленький ротик с пухлыми губами, и две толстые косы. Этакая кантригерл [8] Буквально с английского «деревенская девушка». , только ковбойских сапог не хватает со шляпой. Вместо них на ногах Альбины красуются замшевые ботинки с частой шнуровкой, а на голове – берет. Пальто в крупную клетку и длинный шарф, надетый больше для красоты, чем для утепления, только подчеркивают всю нелепость образа. Кантригерл, которая косит под парижанку.

Она наклоняется так близко, что девочку обдает удушающая волна клубничной эссенции. Альбина двигает челюстями, а потом начинает выдувать бледно-розовый пузырь. Девочка хочет, нет, умоляет о том, чтобы тот лопнул, облепив и этот вздернутый нос, и круглые щеки. И чтобы он это тоже увидел. Увидел, какая Альбина на самом деле без этих сапожек-шарфиков. Про таких ее мать говорит «манерами не вышла, зато наглостью добрала». Но пузырь не лопается, а медленно опадает, и Альбина втягивает жвачку обратно в рот.

– Струсила, – довольно, почти счастливо повторяет она. – Что, Александрова, боишься в своих кривых ногах запутаться? Вот и правильно, бойся. Хотя, на твоем месте я бы предпочла, чтобы их поездом отрезало. Разве можно с такими кривульками жить?

– Аль, оставь ее в покое, – раздается голос одного из ребят. Но девочка не успевает почувствовать благодарность к его обладателю, как тот продолжает с гадливостью: – Ей даже это не поможет.

Лицо мгновенно вспыхивает. Она всегда знала о своих недостатках, старательно скрывая не слишком прямые ноги в широких штанах, а худощавую фигуру без лишних изгибов – под несколькими слоями футболок и рубашек. Нет, с мальчиком Алису никогда не путали; она обладала типично девчачьим лицом и длинными волосами. Но тем обиднее было смотреть на своих одноклассниц. Они не были красивее, они просто умели себя подать. Но пока девочка этого не понимала, ненавидя свое отражение в маленьком зеркальце ванной комнаты и еще в десятках других поверхностях.

Если бы он обратил на Алису внимание, или хотя бы перестал смотреть, как на пустое место… Ей было довольно и пары слов, кроме дежурных «Привет» и «до завтра». Но он стоял сейчас вместе со всеми, со скучающим видом ковыряя какой-то веткой песок под ногами. И ему было плевать на ее горящее лицо, на ее колотящееся сердце и подступающий к горлу ком.

– Я не струсила, – через силу произносит девочка.

– Тогда чего дергаешься? – неожиданно шлепает ее по плечу другой паренек. – Все будет путем!

– В крайнем случае, тебя размажет о рельсы, – философски пожимает плечами Наташка.

Она выше всех девчонок, да и некоторых мальчиков в классе, но никто над ней не смеется. Никто не называет «каланчой», «жирафом» или «стропилом». Все знают, что отец Наташки один из милицейских начальников, а мать состоит в попечительском совете школы. И это служит Наташке такой же защитой, как дорогая одежда и наглость Альбине.

А у нее нет ничего. Даже нормального брата, который мог бы прийти и объяснить всем этим зазнайкам, что бывает с теми, кто обижает его драгоценную сестренку. Только вечно витающий в облаках Ромка, которому самому нужна защита.

Вся их компания стоит около железнодорожного переезда. По этому пути ходят только товарники.

«Так что если меня собьют, то хотя бы никто больше не пострадает из пассажиров», – мрачно думает девочка. Подобного рода размышления уверенности не добавляют, но хотя бы отгоняют более мрачные мысли.

– Ну, и долго ждать? – спрашивает Альбина у Сережи.

Тот с неохотой прекращает свое занятие, отбрасывая палку в ближайшие кусты, и смотрит на свои наручные часы. Под невыразительным октябрьским солнцем они сверкают, как серебряные. И сам Сережа сияет каким-то непостижимым, загадочным светом. Не только Алиса это видит. Это видят и учителя, и другие одноклассники. Поэтому мальчика всегда окружает целая толпа. Но ближе всего к Сереже сейчас находится Альбина, и за это девочка начинает ненавидеть ее еще больше.

– Еще минут пять, не больше.