Алла Кравец - Правило номер 8. Погружение. Часть 1

Это была плохая новость. Во-первых, Стелле сразу в голову закралась мысль о том, что птиц не забрали домой, но какой-то больной истерик просто-напросто распахнул клетку, и в лучшем случае попугаи улетели в открытое окно, в худшем – погибли насильственной смертью. Радости событие отнюдь не прибавило. В пользу того, что птицы, всё же, остались живы, говорил тот факт, что в апреле о кна кабинета врача были постоянно открыты. И дети у него действительно были – двое. Да и рассказывая историю, врач явно не нервничал. Так что Стелла решила до правды совсем уж не допытываться – разве что вежливо попросила фотокарточку попугаев, которую ей вскорости обещали предоставить.

Фотокарточку она действительно получила, – однако с исчезновением реальных птиц у Стеллы потерялся стимул к вдохновению во время разговоров с родителями.

Впрочем, ей нашлось, чем занять время. С некоторых пор девушка начала замечать на себе какие-то странные взгляды со стороны одноклассников и окружающих её людей (как человек, постоянно думающий об опасности и постоянно ощущающий вокруг себя эту опасность, – реальную и мнимую, – она чувствовала всякое постороннее воздействие на себя, взгляды в том числе, – чем, конечно, частенько доводила тех хитреньких людей, которые любят подглядывать за кем-то исподтишка).

Спустя некоторое время, Стелла поняла, что именно это были за взгляды.

Основной мыслью Стеллы, когда она всё осознала, стала такая ненужная сейчас (опять), но при этом весьма приятная для чувства себялюбия, гордость от осознания нежданной, – раскрывшейся для неё, правда, совершенно внезапно, – собственной привлекательности .

«О, а ведь это тоже можно использовать, как орудие». – Осенило Стеллу, и в тот вечер, когда это случилось (а родители как раз ушли на какую-то очередную то ли музыкальную, то ли художественную вечеринку), она твёрдой рукой взяла с журнального столика материн модный журнал. Изображённая на обложке белокурая красотка, подмигивающая зрителю, казалось, являлась лишним подтверждением того, что принятое решение – верное.

Впрочем, Стеллу надолго не хватило. Чтиво про макияж, причёски, украшения и прочее оказалось довольно скучным, но вот что касается статьи про одежду , и её сочетание меж собой, – это она проштудировала основательно, и впредь в подобных журналах старалась выискивать только заметки на эту тему.

Одежда – первое, на что обратит внимание незнакомец . Это важно.

При всём при том, острое, практически болезненное желание двигаться, набирало, кажется, всё большие обороты. Желание движения стало буквально изводить, – не давать спать ночами и изматывая во время школьных будней.

Вечерние прогулки становились все более длительными.

Времени на то, чтобы вдоволь «подышать воздухом» и при этом сделать в срок все свои домашние задания (которых с каждым днём задавали всё больше) катастрофически не хватало. В связи с этим, и без того неустойчивая психика Стеллы стала вконец неуправляемой.

– Ты не думала о своих выпускных экзаменах, Эсси? – Не выдержал как-то за ужином озадаченный отец (она всегда звал её так, уменьшительно, упорно не желал называть полным именем, будто боялся, что стоит ему его произнести, как его милая дочурка сразу же превратится в некого доисторического монстра и проглотит его живьём). – Ты сможешь отдохнуть после, но сейчас надо бы подумать о своем будущем… как считаешь?

Стелла была как раз на тот момент мысленно занята очередным продумыванием своего «плана мести». Она вообще в последнее время очень часто о нём думала: и за едой, и перед сном, – и крайне не любила, когда её отвлекают от этого занятия. Никогда до этого она не позволяла себе подобного, но произнесённая в тот вечер родителем фраза (произнесённая в момент крайне важных для неё умозаключений) подействовала на девушку примерно с тем же успехом, как появление пирожного с кремом воздействует на ребёнка, – которого, по каким-либо причинам, надолго отлучают от сладкого.

Проще говоря, девушке просто «снесло крышу».

Быть может, дослушай Стелла слова отца до конца, – это помогло бы ей избежать неприятностей в самом скором будущем. Но слушать она никого не хотела.

Она в бешенстве выскочила из-за стола. Странный, нарастающий в ушах шум заглушал собой все голоса, – и любые доводы, пытающиеся противостоять ему, казались враждебными.

Громкий стук вилки, – которая с визгом отлетела от тарелки с едой и упала на пол, – не дал отцу окончить начатое предложение.

– Лучше не вмешивайся в мои дела. Слышишь?! И хватит меня так называть, мне не пять лет!

Затем она побежала (прямо в том, в чём была одета за столом), побежала к выходу, -оставив распахнутой входную дверь родительского дома, побежала, переходя постепенно из лёгкой трусцы на ожесточенный бег.

За ней никто не побежал следом. Почему? Вероятно, родители были чересчур шокированы произошедшим.

«Я, помнится, перед своими школьными экзаменами в её возрасте столовый сервиз разбила, нарочно». – Поделилась с мужем мать Стеллы, спустя минут десять после «побега». – Мой отец мне сказал потом: дочка, лучше в следующий раз прикрикни на меня – дешевле обойдётся».

«Твой отец ведь с ума сходит по антиквариату. А моё отношение ты знаешь. Лучше бы она что-нибудь разбила». – Опустил голову безутешный отец.

«Эй, только не мой фарфор! – Шутливо заметила женщина. – Мне его папа подарил».

«Тебя наказали тогда, кстати?»

«Наказали, разумеется. И весьма болезненно».

«Не уверен, что лично я способен на такое».

«Вот и не нужно. Сделаем вид, что ничего не было. Всё пройдёт, дорогой. Все подростки немного сумасшедшие».

«Возможно, ты права, дорогая».

Они было довольно прогрессивны, родители Стеллы. Они поговорили и решили, что всё уляжется само собой. Они считали, что их дочь исправно пьёт по утрам таблетки зверобоя и валерианы, и просто немного взвинчена из-за предстоящих выпускных заданий.

Они не знали о том, что случилось тогда , давно, – перед отъездом из «дома-сада».

А Стелла, – Стелла бежала в этот вечер долго, очень долго, – пока, наконец, не пересекла пределы города и не попала на большое, заросшее сорной травой поле. Устремившись через него, она не останавливалась до тех пор, покуда у неё не начали отниматься ноги.

Тогда она просто упала в траву, более не имея сил двинуться.

Мышцы болели, а вся одежда, к тому времени, насквозь пропиталась потом.

Она чувствовала боль во всём теле. Но одновременно с этим, она почувствовала и то, чего ей так не хватало, и то, о чём родители тоже никак не могли догадаться.

Радость.

Яростная радость.

Стелла решила называть это так.