Роман Сидоркин - Твари Распада

Где они ещё такую нашли?

В моей памяти хорошо отпечаталось резко посерьёзневшее лицо солдатика. В нём как будто переключился режим: он стал серьёзным, взгляд перебежал на экраны внутри БМП.

Несколько секунд ничего не происходило, я стоял одной ногой на верхней ступеньке, второй – на нижней: приучил себя с детства через одну перешагивать. Воздух рвала сирена, завывая, мне показалось, прямо в ушах – настолько громким был звук. По лицу стекали капли начинающегося холодного дождя.

Страха пока что не было – я испытывал облегчение от того, что мне не придётся сейчас выступать.

В машине зашипело, из рации понёсся лающий голос. Солдат выслушал, потом бледный повернулся обратно к экранам и неожиданно, резкими движениями стал дёргать выключатели, отчего гасли экраны и лампы приборов. Он выскочил наружу, чуть не налетев на меня, тут он, как будто обо мне вспомнил, быстро посмотрел мне в глаза и шёпотом сказал:

– Они идут.

Я охуел на месте. Ещё вчера мы с Жанной удирали от этих существ из заброшенного завода, хотя казалось, что это было в прошлой жизни, и вот это снова повторяется. Ощущение безопасности, которое появилось по прибытии в лагерь, дотянулось корнями до привычки к домашнему комфорту, а теперь эти корни безжалостно выдирались, заставляя переживать потерю чувства безопасности заново.

Я спохватился: девочки не было рядом. До меня стало доходить, что за суматоха происходила около моста, когда мы с ней разминулись.

Меня заносило на поворотах: дождь и ступни сотен людей превращали траву в подобие отстойника, куда сваливают коровье дерьмо, только здесь не было запаха.

Я добежал до того места, где дорога, идущая прямо от моста, упиралась в зелёную палатку нашего самопального штаба.

– Матерь божья! – закричал человек рядом и прислонил руку козырьком ко лбу, как будто не дождь, а яркое солнце лилось ему в глаза.

Он смотрел в направлении моста. Там, когда волна звука сирены затихала, раздавались хлопающие звуки. Выстрелы. Я ничего не увидел.

– Это вы философ?! – вырвался голос из уплотняющейся пелены дождя.

– Да.

– Вас приказано сопроводить до БМП.

– Я только что оттуда. Со мной была девочка, без неё я не вернусь.

Парень не стал спорить: он был шокирован происходящим.

О точке сбора на случай, если разминёмся, мы с Жанной не условились, но я решил, что с наибольшей вероятностью она будет в палатке Василия, если не найдёт родителей, конечно. Я снова побежал по жидкой грязи, по которой пока что просто нервозно носились люди, мечась от своих стоянок к соседям в надежде узнать, что происходит.

Когда я оказался на приблизительном месте расположения палатки, вдруг стало ясно, что в изменившихся погодных условиях найти её практически невозможно. Всё изменилось: цвета, построение других палаток: некоторые из них были полусобраны, некоторые просто валялись, раздавленные мечущимися людьми. Люди, пока ещё не поняв, что происходит, постоянно путались под ногами, что ещё больше осложняло поиски.

– Блядь, она должна быть где-то здесь! – с яростью выкрикнул я.

Мне ничего не оставалось, кроме как начать заглядывать под каждый полог, ища Василия и его семью.

Белая тканевая часть палатки теперь была обтянута зелёным непромокаемым тентом, так что её было не узнать.

– Что там?! – едва увидев меня, спросила хозяйка.

– Мертвецы идут, – коротко сказал я – Нужно сниматься с места и уходить.

Я увидел Жанну в углу. Она плакала.

– Но… Нам ведь должны сказать что-то, объявить… Нас должны проинструктировать…

– Они и пенсии с зарплатами и свободный рынок нам должны! – как-то невпопад высказался Василий.

– Там сейчас заправляют обычные офицеры, не связанные с Генштабом, у них не больше информации, чем у остального лагеря, – сказал я.

– Ну а что эти офицеры, не могли заранее продумать такой вариант и дать людям инструкции?!

Я не стал ввязываться в спор. Планирование всегда было слабой стороной нашей нации.

Жанна продолжала плакать. У неё было слишком мало времени, чтобы пролистать весь журнал, но ей достало сил бросить его и прийти сюда, оставив вопрос о смерти родителей открытым. В лагере было меньше трёх тысяч человек, а в городе было больше пяти с половиной миллионов – шансы, что её родители или бабушка выжили стремились к нулю, и она оставила это, чтобы спастись от наступающей, реальной опасности.

– Идём, – сказал я, держа рюкзак за лямки, готовясь выйти.

Жанна подняла глаза. Василий встал, и его семья, не говоря ни слова, стала собираться. Мы с Жанной вышли, больше с этими людьми мы не встречались. Возможно, стоило позвать их с собой, но едва ли они уместились бы в машине. По крайне мере, все вместе.

Я взял Жанну за руку, она посмотрела на меня и перевела взгляд на вскипающую в мареве дождя панику.

– Бежим, – скомандовал я.

Как мне нравится командовать!

Едва мы выбежали на перпендикулярную улицу, ведущую прямо к штабу и к мосту, как на нас обрушился поток людей.

Наконец до них дошло.

На мосту, который с этой позиции, просматривался почти во всю длину, копошилась какая-то шевелящаяся масса. Я сначала решил, что это дождь вдалеке сливается в единую, как это принято говорить у литераторов, стену, но нет – это было худшее.

Это были мёртвые.

«!!!»

– Что там?

По голосу чувствовалось, что она знает ответ, но надеется, что пронесёт, что это какое-то подкрепление или новые беженцы.

– Ты знаешь, что это, – ответил я.

Мы побежали. Самое прискорбное, что нам как раз и надо было бежать в сторону моста, чтобы добраться до стоянки.

Бежать по грязевой каше было всё равно, что бежать по беговой дорожке: сил уходит много, а с места сдвигаешься как-то не очень. Перед нами пронёсся здоровый мужик, от него разило потом. Чтобы не врезаться, мы резко затормозили, но инерция несла нас вперёд по размокшей земле почти с той же скоростью. Этот мужик невольно открыл нам более удобный способ перемещения по этой каше: скольжение.

Мы разбегались и скользили, разбегались и скользили, разбегались и скользили. Мост и штаб были с противоположных боков от нас, когда Жанна, попытавшись начать скольжение, споткнулась и инерция утянула её лицом в грязь. Вперёд и вниз. Она шлёпнулась лицом в мокрую землю. Видимо ноги упёрлись в твёрдую породу, когда она стала скользить. Я тоже упал. Я помог ей подняться и поднял голову в направлении моста и дальше – реки, идущей параллельно проспекту, по которому мы только что проскользили. Мертвяки выбрали не мост. Точнее, они вообще ничего не выбирали – они просто шли. Мост оказался лишь физическим телом на их пути и это тело не мешало маршу смерти. Но основная масса мертвецов шла через воду. Почему-то было гораздо страшнее смотреть на то, как догнившие до костей трупы медленно выбираются из воды, та стекает по их гладким бледно-зелёно-синим тушам на разорванную одежду. Жуткие болтающиеся женские груди с чёрными сосками раскачиваются и бьются о бока. Они не бегут. Они уже не такие быстрые, как в первые дни – до того, как жара сожгла их тела, но они идут.