Райан Роуз - Ритуал

Когда последняя капля покидает флакон, Темный убирает стекляшку и принимается внимательно вглядываться в лицо ребенка. Спустя всего мгновение глаза, которые со слепым безразличием смотрят в одну точку, тая в себе дикую боль, широко раскрываются, а замутненный взгляд бешено мечется по комнате. Еще совсем недавно безвольное тело напрягается, а пальцы рук начинают скрести по кровати с невероятной силой и скоростью, разрывая ткань наволочки и пуховой матрас.

Еще через мгновение рот резко раскрывается, словно у деревянной куклы, и из него готов вырваться душераздирающий вопль, но Сартан успевает вовремя зажать рот Сильвии, и та только дико мычит и дергается, выгибаясь так, будто в ее теле напрочь отсутствуют кости. Но они есть и готовы сломаться под таким давлением. Чтобы избежать лишних повреждений, Сартан другой рукой придавливает бедра девочки, не давая выгибаться дугой.

Темный видит, как лекарство, попав в организм, мгновенно начинает избавлять его от заразы. Черные сгустки покрывались серебряными частицами, в то время как голубая жидкость омывала каждую клетку организма, восстанавливая даже мелкие повреждения. Но стоило ей добраться до черноты болезни, как иссушенные комья просто разлетались в пыль, которая тут же поглощалась голубым целебным раствором. Чем дольше это длилось, тем спокойнее становилась девочка. Ее агония постепенно сходила на нет.

– Ты молодец, – хвалит Сартан, нежно поглаживая рукой по волосам Сильвии, теперь имея возможность вложить в прикосновение магию. – Можешь спокойно отдыхать.

Он укрывает ее одеялом, что чудом сохранилось в целости, и выходит за дверь, сталкиваясь с идущим в его сторону хозяином дома.

– Как она? – взволнованно спрашивает Барнел.

– С ребенком все хорошо, – безэмоционально отвечает Темный, вновь возвращая свой грозный облик. – Она сейчас отдыхает, но если вы хотите, чтобы она и дальше шла на поправку, ни в коем случае не открывайте окна.

– Д-да, конечно… – мужчина замялся, а потом решительно продолжил. – Позвольте высказать вам нашу благодарность.

Человек достает из кармана мешочек, в котором, судя по звуку, находятся монеты. Темный даже не пошевелился. Он продолжает просто стоять на месте, но человек чувствует, что атмосфера вокруг них начинает изменяться, становясь как будто тяжелее.

– Это золото, – поясняет. – Разве… разве недостаточно? – пугается Барнел.

О Темном народе ходит множество слухов, один страшнее другого. Главе не хотелось, чтобы одно из этих созданий разгневалось на него и убило.

– Я… Я найду еще! Скажите, сколько нужно? Я найду! – взмолился мужчина, готовый на все, лишь бы спасти свою жизнь.

«Глупый человек», – небрежно думает Сартан.

– Жизнь детей не имеет цены, – раздается ровный голос Темного. – Само их существование – великий дар, – продолжает говорить он. – Дар, который нужно растить с умом. То, кем она станет. То, какой она станет. То, что с ней станет. Сейчас зависит от вас.

– Н-но она где-то гуляла и подхватила эту…

– Человек, ты меня не слышишь! – пророкотал он.

– Я слышу! – возражает глава деревни. – Но как м…

– Сильвия гуляла, так ты сказал. После прогулки слегла с недугом. Она гуляла сама. Вы недоглядели, – растолковывает Темный. – Если бы следили за ней, то не позволили бы отходить далеко от деревни, и она не подхватила бы болезнь.

Барнелу нечего было возразить. Его жена вместе с другими женщинами собирала последний урожай, а сам он занимался делами деревни, которых было немало. Сильвия играла с другими ребятами под присмотром нескольких старушек, но, когда детей много, трудно уследить за каждым. Да и болезнь на первый взгляд не показалась опасной.

– Единственное, что я приму в качестве благодарности, если ты проведешь меня к выходу из деревни.

– Да-да, пойдемте, – он засеменил к выходу.

Барнел был безмерно удивлен, но не словами Темного об их беспечности, а именно отказом. Впервые кто-то отказался от благодарности за оказанную услугу. Это не совпадало с мировоззрением человека. У них с давних времен повелось, что нужно благодарить, иначе говоря, платить за любую помощь. Даже родственники не помогают просто так друг другу. А тут… Совершенно незнакомому человеку, наверняка потратив какие-то лекарства… И ничего! Просто проводить!

«Какие-то эти Темные недалекие, – поражается мужчина. – Он мог многое купить на те деньги, что я предлагал».

Желаемая когда-то работа постепенно теряла свою привлекательность. Сначала все ожидаемо было прекрасно. Он стал значимой фигурой, и все с ним считались, без его ведома нельзя ничего было построить или расширить, и он гордился этим. Гордился своей нужностью для всех, важностью, но постепенно… охладел к своим обязанностям. Все приелось. Не возникало ничего нового и серьезного, теперь работа стала надоедливой ношей, но он не хотел ее бросать. Как можно доверить такое дело кому-то? Никто ведь не справится.

В один прекрасный момент то, что казалось нудным, внезапно стало необходимым, тем единственным, что способно удержать его на ногах. Когда малышка Сильвия заболела, Барнелу казалось, что его мир рушится. Жена постоянно нервничала и беспокоилась, в их доме с самого утра и до позднего вечера топтались лекари, пытающиеся выяснить природу болезни и способы справиться с ней, но ничего не получалось. Соседи тяжело вздыхали и смотрели с жалостью. Было тошно от их скорбного вида… Было тошно слушать их соболезнования. От этого не становилось легче, они только еще больше угнетали, вводили в отчаяние, погружая все глубже в пучину необъятного горя. Алисия, его милая супруга, которая и раньше не могла похвастаться отменным здоровьем, стала увядать на глазах. Она могла часами просиживать возле кроватки дочери без сна и отдыха, забывая даже поесть. Она жадно всматривалась в ее бледное лицо, будто стараясь запомнить. Ласково гладила по волосам, перебирая каштановые пряди, вспоминая, как заплетала ей косы или вплетала в волосы цветочки. Часто говорила обо всем и ни о чем конкретно. На ночь пела колыбельную или просто разговаривала, уставив пустой взгляд куда-то вдаль. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы отрываться от дочери и выполнять домашние дела, но даже так она мысленно была в комнате рядом со своим ребенком, а тело само перемещалось по дому и выполняло привычные обязанности.

Барнелу тяжело было видеть все это, и он полностью погрузился в работу. Каждое утро поднимался еще до рассвета, чтобы совершить обход деревни и заодно проветрить тяжелую голову. В это время супруги уже не было в постели. Она оставляла еду на столе, а сама сидела в комнате дочери. Возвращаясь домой поздним вечером, он вновь окунается в холод и пустоту когда-то теплого и приветливого дома. То же творится и внутри тела, которому с каждым днем становится все труднее функционировать.