Игорь Морозов - Меченый

Рыбак ощупал раны на теле рыбы, поболтал немного, был рад, конечно, встрече с другом. Наговорившись вдоволь с рыбой, он подтолкнул его легонько, и тот поплыл на стрежень.

Рыбак сел на пенёк, к сосне приставил спиннинг. Смотрел на снасть и думал: «Зачем мне спиннинг? Конечно же, не для разбоя, а для защиты. Но так ли это? Вот в чём вопрос».

Страсти этой битвы, воздушной свалки и спасенья рыбы ещё не покинули его. Он ещё переживал вибрацию на нервных струнах. Птичий гвалт всё удалялся, туча злобы уплывала черным мраком, унося с собой и смрад, и копоть Ада.

– Бедная река! Как достается ей от этих тварей.

Рыбак держал в руке увесистую самодельную блесну, самую любимую в его коллекции смертельных игрушек для тайменя. Эта блесна, сделанная ещё его дедом, никогда не подводила его. Её полет стремителен, далек, игра увалиста, как у больной рыбешки, мимо не проплыть тайменю, схватит, не пропустит.

Рыбак ещё раз посмотрел на блеск блесны старинной. На ней было выбито пять звездочек, а это значит, пять тайменей он на неё поймал весом больше пуда. А вот теперь баклана как отметить? А может быть, её теперь в музей домашний? Пусть правнукам расскажет про былое, ей есть что рассказать, поведает о многом. Трем поколениям служила верой-правдой. Таких блесен, из самовара, уже не сделает никто, старинные рецепты. Латунь с баббитом спаяны не зря, чешуйки выбиты искусно. Звёзды вряд победы отмечают над тайменем, но не эту. Эту над бакланом как отметишь, может крестик нацарапать, так на всякий случай.

Природа умывалась. Чёрное видение исчезло, растворилось где-то там, за горизонтом. Барашки облаков развеселились в небе, разбежались всей отарой по его поляне. Голоса весёлых птиц рассыпались над речкой. Солнце засветило по-иному, светло и задорно, словно чёрный тюль убрали. Шоры с глаз долой слетели. Пауки пускают небом паутину в воздухе настоянном на листопаде. Бабье лето. Яркие деньки. Услада.

– Да пора домой. Опять есть тема для рассказа ребятишкам.

Омуты реки, наполненные таинственной рыбьей жизнью, были нераскрытой книжкой, написанной на гребнях волн на языке иных миров – подводных. Книгой дружбы о судьбе, о смерти и о жизни тоже. Невероятный шелест мыслей-сказок будоражил волны. Река-прибежище многих легенд. Её волна неустанно, из года в год, веками, бормочет невероятные заклинания древних: полулюдей, полубогов, полурыб.

Шли годы. Пришла очередная весна. Пятая весна в жизни Меченого, он стал большой, красивой рыбой. Блеск солнца изменился, оно светило ярче. День стал длиннее. Засуетились птицы, строя гнезда. Земля благоухала свежей зеленью деревьев и травы, отдавая запах речке. Изменился цвет воды в реке. Химический состав воды и содержание в ней кислорода иными стали. Весна, однако. Это все повлияло на поведение рыб. Мир требовал начала новой жизни.

Меченый стал непоседливее, порывистее. Он еще не понимал, что с ним происходит. Встречная струя воды вздувала жабры, будоражила кровь, пугала непонятно чем. Невиданное таинство смущало неизвестностью и куда-то звало. Мучительное беспокойство не оставляло его. Куда бы он ни плыл, его тянуло в горы, в воду, с ледников стекающую в речки, к родникам холодным, кипящим пузырьками воздуха с песком. Туда, где прошли первые минуты его жизни. Зов предков не угомонишь, Меченый поплыл из Иртыша в Курчум. Плыл, не обращая ни на кого внимания, к рыбьей суете вокруг стал равнодушен. Он был заметен, издали, стал медно-красным. Увидев его, рыбы разбегались, прятались, боялись. Холодная вода Курчума немного успокоила его. Вечером он решил немного отдохнуть и зашел на плес. Там ему повстречались пять разновозрастных тайменей, как ни странно, но никто из них не боролся за территорию, не спорил, где кому охотиться. Собрал их здесь совсем другой инстинкт. Охотничьих угодий здесь не стало, идя на нерест, таймени просто потеряли аппетит.

Чем выше он поднимался в верховья речки, тем больше становилось соплеменников. Его желудок и кишечник съежились, печень перестала вырабатывать желчь. Ферменты, расщепляющие белки, перестали вырабатываться, он прекратил питаться, жил за счет собственных запасов жира.

Некоторые парочки тайменей уже откладывали икру, а Меченый все поднимался вверх к истокам. Когда речка стала превращаться в ручейки, у самых ее истоков Меченый нашел себе подругу. Таймениха по-хозяйски сделала гнездо. Разбросав по сторонам песок и камушки своим хвостом, она вырыла привлекательную ямку. Для икры своей старалась. Агрессивность Меченого улетучилась, он стал обходителен и ласков. Меченый терся о её бока, заигрывал с подругой. Она не отвергала его ласки, отвечала взаимностью. Его голова кружилась в каком-то упоении, он чувствовал, что и её захлестнули чувства материнства. Таймениху затрясло в конвульсиях, она уперлась головой в камень, лежащий на краю выкопанной ею ямы. Меченный заметил, что пошла икра. Инстинкт подсказывал ему, что делать. Каким-то неведанным путем все передалось от предков. Он продвинулся чуть выше по течению и стал выпускать молоки, которые, сносимые течением в виде облачков, нежно окутывали икру. Икра сливалась в дымчатое облако с молоками и оседала на дно ямки. Таймениха, работая хвостом, тут же присыпала ее камешками, липкие икринки склеивались с грунтом, находя себе здесь отчий дом уютный.

Выбившись из сил, они завершили кладку, таинство закончилось для них. Таймениха сделала бугорок на месте ямки, тщательно засыпав камешками и песком свое потомство. Исхудавшие от долгой голодовки, с потрепанными плавниками они бок о бок скатывались вниз по речке. Их потомство должно было проклюнуться чуть позже.

Ниже по течению им подвернулась стайка мелкой рыбы, они перекусили ей немного. Их организм еще не восстановил все функции, отключенные на период нереста, но постепенно силы возвращались.

Теперь они ходили по реке вместе. Меченный рассказывал тайменихе о буйных ветрах, хлеставших речную ширь, о снежных метелях, царапавших лед, сковывавший реку зимой, о водопадах чистых горных рек. Но однажды она его прервала:

– Ты лучше расскажи, почему тебя называют Меченым?

И он поведал ей эту удивительную историю своего спасения рыбаком в то время, когда он был еще молодым и несмышленым. Он показал свой жировой плавник, вернее то место, где он должен быть. Рассказал и о тех встречах, которые происходили позже, о его дружбе с рыбаком. Таймениха отнеслась к этому двояко, она и верила, и не верила его рассказам, а тем более его дружбе с человеком, с тем существом, которое рыб ловит для того, чтобы потом съесть. Для нее, то, что человек ловил его, а потом отпускал, было непонятно. Дружба этих двух существ, живущих в разных стихиях, для неё была за гранью реальности и в то же время, как ни странно, она верила Меченому.