Следы на Снегу - Легенда

Год за годом я скрупулезно собирал свою библиотеку – и теперь могу гордиться ею. В ней есть и роскошные издания, которые нанесли ощутимый урон семейному бюджету, и рабочая литература, и классика, и современные авторы, и книжки, с которыми росли мы, а потом они перешли моим детям. Но самыми дорогими остаются книги брата – они занимают всего одну полку, и я не раз перечитывал их. Он не был аккуратен, и часто загибал уголки страниц, корешки у многих погнуты; у пары книг рассохся клей, которыми скреплялись листы, и теперь они буквально рассыпаются в руках; на страницах можно обнаружить пятна, происхождение некоторых из них остается для меня загадкой. Ну, и та книга, которую он читал перед исчезновением – он где-то раздобыл большую скрепку, и ее оттиск за эти годы буквально пропечатался на нескольких страницах. Каждый раз, раскрывая ее на этом месте, я пытаюсь понять, о чем он тогда думал, вычитать между строк ответы на вопросы, которые преследовали меня все эти десять лет. Что он тогда чувствовал? Повлияли ли на его решение эти слова? Я стараюсь представить себе тот день – вот он просыпается, как обычно, рано утром, зажигает маленькую лампу-прищепку, которую пристроил в изголовье, нашаривает под кроватью начатую накануне книгу, открывает, погружается с головой в выдуманный мир, а потом кто-то – скорее всего, Август, зовет его. Он встает, одевается, бросает раскрытую книгу на постель, а когда приходит время ее заправить – еще один его пунктик, торопливо ищет, чем бы отметить место, на котором остановился. Озирается в поисках подходящего предмета, замечает стопку моих бумаг, выдергивает скрепку и решает, что она идеально подойдет для роли закладки. Захлопывает книгу, прячет под подушку – там я ее и найду.

Да, понимаю, что моя вера выглядит по-детски наивной – что брат вернется, чтобы дочитать начатое десять лет назад. Я никому об этом не говорил. Лишь однажды обмолвился жене – и потом весь день ловил на себе ее взгляд, исполненный жалости и нежности. Но эта книга должна притянуть его домой. Я в этом убежден.

В первые дни после переезда в дом на окраине брат казался слишком усталым, чтобы думать о чем-то другом. Это было не физическое утомление, с телом у него все было в порядке, в этом плане он был практически здоров – формулировка, которую я крайне редко использую в отношении своих пациентов. Мне кажется, что он был истощен, вымотан до предела – у него устала душа. Он слишком многое вынес за эти годы, что в городе, что в деревне, и в конце концов, этот груз тяжелым камнем лег на его сердце. Я несколько раз пытался поговорить об этом, но он постоянно уходил от ответа. Брат никогда не верил в целительную силу общения. И каждый раз терпеливо объяснял свою точку зрения, что человек сильнее всего, когда он надеется только на себя, а не перекладывает свои проблемы на других. Я пытался его переубедить, но он из тех людей, у которых всегда заготовлен ворох неопровержимых и логически обоснованных аргументов. Брат свято верил в силу разума и игнорировал чувства, в первую очередь, свои собственные. Может, это и довело его до такого плачевного состояния, в котором я обнаружил его в тот летний вечер.

Неделя пролетела быстро, Алек вел себя образцово – не срывался на свои изматывающие пробежки, проводил время дома, ел по четыре раза в день, засыпал и просыпался в человеческое время. Даже кошмары оставили его в покое, чему особенно радовался Август – он-то прекрасно знал, насколько сложно жить с нарушениями сна. Спустя столько лет я понимаю, что тогда оценивал ситуацию с точки зрения врача, а не брата и друга. Перечитываю написанное – да, так и есть. Потому что мне в первую очередь было важно его здоровье, и я надеялся, что остальное выправится само собой. Точнее, я верил, что когда все наладится, Алек сам разберется со своими проблемами.

Было заметно, что брат о чем-то напряженно размышляет, он часами просиживал в моей комнате, отрешенно уставившись в окно. Раньше такого за ним не наблюдалось – он предпочитал думать и принимать решения на бегу или гуляя по лесу. Я шутил, что шестеренки его мозга нужно основательно и регулярно встряхивать, чтобы они завелись и заработали, как часы, а ноги в этом сложном механизме играли роль маятника. Алек по достоинству оценил мое сравнение – это было понятно по взгляду, в котором проскользнуло что-то вроде улыбки.

Неделя прошла, наступил день, когда должны были приехать Петр и ребята. Денис за прошедший год стал своим в деревне, и самостоятельно уладил вопросы, касающиеся работы экспедиции. Меня его организационные способности поразили – я не ожидал от него такой активности. Он всегда был тихим и довольно замкнутым, даже в небольшом школьном коллективе оставался незаметным, хотя, по словам учеников, уроки вел неплохо и умел увлечь их своим рассказом. Его наставник, Аким, гордился своим питомцем и готовился уступить ему место. Старик не ошибся в своих прогнозах, Денис полностью оправдал его ожидания. Аким действительно видит людей насквозь, точнее, их потенциал, не зря к нему выстраивается очередь из озабоченных будущим своих чад родителей. Знать бы, что он видел в брате – Алек в тот год часто к нему захаживал, как и Август, но оба никогда не делились услышанным. Я много раз порывался расспросить старика о брате, но каждый раз меня что-то удерживает. Если бы Алек хотел – то обязательно рассказал бы обо всем. Раз он молчал – значит, я не имею права лезть в его личное дело.

– Не хочешь со мной в райцентр? Тебе пора развеяться, всю неделю дома просидел, – предложил Август накануне вечером.

– Хорошая идея, – поддержал я его.

Мы оба вопросительно уставились на брата, тот смешался, но не стал возражать.

– Заодно встретим ребят и Петра, – продолжил дядя, – Они приедут завтра вечером, переночуют у нас в квартире, послезавтра днем будем уже здесь.

Алек кивнул, но у меня создалось впечатление, будто вовсе не наши доводы заставили его согласиться. У него были какие-то свои причины уехать из деревни, а наши слова стали удобным предлогом.

Утро выдалось солнечным и жарким, и день обещал быть по-настоящему погожим. Август разбудил в пять, мы торопливо позавтракали, взяли с собой немного еды, чтобы перекусить в дороге, и спустились вниз. Шли к лодке, увязая в мелком песке – река за месяц сильно обмелела. Мне иногда снится, что ее можно перейти вброд. Не знаю, почему. Это было бы настоящей катастрофой для всего живого.

Лодка оказалась довольно далеко, и нам пришлось изрядно попотеть, чтобы стащить ее на воду.

– Никогда такого не было! Сколько себя помню, вода не опускалась ниже тех зарослей, даже в межень, – Август, ворча, забирается внутрь. Я тяну лодку за нос, вода долго держится на уровне коленей, то и дело попадаются песчаные отмели, и лишь когда моторка оказывается на глубине, я заскакиваю в нее. Сажусь за весла, делаю несколько сильных гребков к середине реки.