Александр Титов - Души

Дорога оказалась долгой и трудной. То на нас набрасывался неукротимый ветер, то дрожал и трескался пол. Мы ушли далеко от истоков, но приблизились к свету лишь на несколько шагов. Только поддерживая друг друга в моменты невзгод мы выдерживали испытания. Когда ураган подхватывал самого лёгкого, за него хватались соседи и возвращали на ноги. Когда под тучным проваливался пол, соседи вытягивали его из пропасти. Мы были дружны и едины, но дорога оказалась слишком длинна.

Когда устали первые, они остановились передохнуть. Перевести дыхание, чтобы продолжить путь. Но им было стыдно. Никто не хотел стать изгоем. И тогда они начали кричать.

– Там дети пухнут от голода, а женщины плачат от бесплодия. – завопил один.

– На свету нельзя спать! Никто и никогда не оставит инструмента. – вторил ему другой.

– Там все рабы и никто не скинет вовеки оков! – подхватывал третий.

– Мы не можем идти потому что никогда не дойдём. Дорога бесконечна и бессмысленна. – оправдывался четвёртый.

Они придумали сотни небылиц и тысячи отговорок. Лишь бы кто-то ещё отвернулся от света. И люди отворачивались. Сначала самые доверчивые из идущих. Они прислушивались к выдумкам и верили в небылицы. Пересказывали их. Додумывали. Приводили доказательства, взятые из рук своего страха.

Я не успел заметить, когда в страх стыдливых поверили и самые яркие агитаторы. Теперь они кричали, что непременно нужно бежать назад. Сломя голову, бросая все пожитки. Платить за проход, если придётся. Отдавать последнее. Склонять голову в рабском поклоне, потому что иначе не пустят. Получалось у них на редкость удачно. Заменив честные стремления на алчность и жадность, они наживались. Они становились хозяевами соседям и господами друзьям.

– Только у истоков наших были мы счастливы. Только там есть настоящая опора ногам. И бесконечно глуп тот, кто это отрицает. Потому что отрицание этого есть слабость. А свет недостижимый идеал, который не благо несёт, а уничтожение! – Зычно провозглашали они над толпой.

– Покупайте новое, потому что без этого вы никто. Платите за пустоты, потому что иначе жизнь бесцельна. Вам нужно только то, что казалось ненужным раньше. И не нужно то, в чём вы думали есть ценность! – кричали торговцы воздухом.

Устроили баррикады и пропускали назад только за плату. А ценой было всё. Начиная от хрустящих бумажек и заканчивая телом. Когда нечем стало платить, отдавались сами.

Люди вернулись туда, откуда ушла. Но они уже не могли остановится. Неслись дальше. И тогда пустота истоков почернела. Стала расти от каждого нового в неё вошедшего. С хрустом сжирала хрустальные колоны и пол. А люди всё бежали. Счастливые и безумные. Их гнали ораторы. Слишком жадные, чтобы отказаться от своих призывов и баррикад.

Я не мог понять, почему им страшно идти вперёд, но назад, к темноте бежать приносило дикую радость. Зовущие к свету пытались докричаться до людей. Но самые жестокие из жадных указывали на них. А подпевалы рушили колонны, разбирали на части и этими частями уничтожали зовущих. Забивали их, затаптывали до смерти. Люди поддерживали казни. Не нравилось им чувствовать себя неправыми. Тьма казалась спасительной, понятной. Хуже того. Единственно верной и истинной. И она приближалась.

Долго я стоял на месте и наблюдал. Мне не хватало сил пойти против толпы. С теми одиночками, кто уже преодолел половину пути. Но для этого надо было стать смелым и эгоистичным. А бежать со всеми я не собирался. Не хотел видеть во тьме свет. Заставлять себя думать иначе, чем было на самом деле. Так и стоял я, глядя то на далёкий свет, то на надвигающуюся тьму.

Понимание, как близок уже конец, заставило меня вздрогнуть. Я схватил одного человека за локоть, дёрнул к себе. Хотел закричать ему в самое ухо, что тьма близко. Но забыл слова. Как рыба, я безмолвно двигал ртом, сохраняя молчание. А на меня смотрели глаза полные ужаса. И только теперь я понял. Он знал, что бежит в темноту. Знал лучше меня. Но боялся остановиться и стать изгоем. И я потащил его к свету. Отбивающегося, машущего кулаками и не попадающего. Он хотел этого спасения. Весь свой обратный путь он только о том и молил всевышний космос. Лишь бы кто-то остановил его и поволок опять к свету.

Поздно. Тьма нас поглотила…

Я проснулся, когда розовый свет заката семенил по мокрой простыне. Он подбирался меня разбудить, но я его опередил. Во рту пересохло. Шершавым языком облизал потрескавшиеся губы. Одно радовало, ничего не болело. Пока не пошевелился. Стоило двинуть рукой и онемевшие конечности заныли.

Долго не мог прийти в себя. Сон ещё стоял передо мной. И это мерзкое, сосущее чувство беспомощности. Я с детства всеми силами бежал от него. Становился сильнее, умнее. Насколько это возможно. Но во сне все мои усилия сошли на нет. Я стал младенцем перед голодным волком.

Встал, когда стало уже нестерпимо больно переваривать завихрения разума, потянулся. Карта памяти напомнила о себе и больше я уже ни о чём думать не мог. Пора было разгадать её тайну.

На старом компьютере, добрую половину рабочего стола занимали игры. Квесты двадцатилетней давности. Теперь этот жанр непопулярен. Он заставляет думать и превращает игрока в дурака, чуть только он ошибётся. Почти как в настоящей жизни. Только проще.

Поверх древних антологий всплыло окно картридера. Из него открывался вид на единственный файл. Видео. И я его запустил.

Девочка тринадцати лет поправила камеру и отошла. Села в кресло. Лампа выдёргивала из темноты только её. Вокруг сгущалась чернота. Живая, пульсирующая.

– Если вы видите это, значит я справилась. – дрожащим голосом начала она. Между словами делала большие паузы, чтобы унять слёзы. Поправляла волосы. – Я не думала, что так всё повернётся. Куратор просил меня сделать разные вещи, а взамен рассказывал как близко я подошла к секрету. Все ребята говорили, что «Стрекоза» нереально крутая игра и они уже прошли её до конца. Только теперь я понимаю, что все они просто врали. Даже не пытались. А я, как дура, им верила.

Первым заданием стало проснуться в четверть четвёртого и выйти на связь. Такая мелочь. Потом больше. Что-то написать, сделать фотку.

На пятнадцатом уровне куратор попросил порезать вены и снять это. Я сделала конечно. Дальше хуже. Фотографии… эм… даже не знаю как сказать. В общем. Когда я это сделала, пути назад уже не было. Куратор сказал, что выложит их в сеть. И тогда я на всю жизнь опозорюсь. Ну правда же. Кто со мной после такого заговорит? Стали бы пальцами тыкать, шептаться за спиной. Я знаю, как это бывает.

Вчера куратор… я даже не знаю, как его зовут… Короче он заставил прислать ему фотографии всех банковских карточек мамы и папы. Я просто не могла этого не сделать. Простите меня пожалуйста.