Самара Мо - Биф Веллингтон, или На..й готовку

Сначала маленький замочек на дверце не хотел отпираться, но я открыла его, хоть руки мои и тряслись от напряжения. С силой раскрыла маленькую дверцу и, сунув руку внутрь, попыталась дотронуться до игрушки. Но кролик, как и мальчишка, оказался бесплотным. Не кролик – просто серая дымка. Секунд десять я смотрела на него ошалело, пытаясь понять, что же я делаю. А затем увидела, как плюшевый неодушевлённый предмет расплылся в диком оскале, отчего швы на его щеке потрескались и разошлись. Я заверещала, не знала, что способна на подобные звуки, отшвырнула клетку в темноту кладовки и со всех ног понеслась обратно к мальчугану.

– Я не смогла. Он… он такой же, как и ты. Я не смогла до него дотронуться. Он оскалился на меня. Жутко страшно на меня оскалился, так, что все швы полопались на его щеках.

– Это странно, – задумчиво проговорил мальчик, а потом вдруг захныкал, сильно чем-то расстроенный. – Ты должна была его поднять! Почему же не можешь?!

– Я… извини. Я попыталась…

– Может, просто не время ещё. Просто не время, точно. Потому что… – Он не стал договаривать. Опираясь на здоровую руку, поднялся с пола и направился ко мне. Неожиданное прикосновение его руки было склизким, как если бы рука была потной, но кожа на ощупь оказалась вполне тёплой. Я даже не вздрогнула от отвращения, так сильно была напугана. Просто замерла, забыв о том, что нужно дышать. – Ты хотела выяснить, реален ли я. Тогда знай, что я могу влиять на твою плоть. Ты на мою нет. И кролик тоже может, и, кажется, он собирался отхватить тебе палец. Неудивительно. Он очень голоден. Всему своё время.

Медленно я отодвинулась от него.

– Ответь, зачем ты здесь? Как ты проник сюда и откуда? – охрипшим голосом спросила я.

– Я не проникал. Я всегда был здесь. – ответил он и вслед за наступившей тишиной, перед которой все бабочки вдруг разом замерли и тут же рассыпались, словно и не были никогда чем-то большим, чем просто пыль, он прошёл мимо меня и, не закрывая двери, покинул комнату.

Лютый холод вокруг, но не в душах утят.

Страха нет. Боли нет. Лишь желанье играть.

Плавать по пруду, резвиться, скакать.

Дела им нет, что волнуется мать.

Его тихое заунывное бормотание словно бы вернуло меня в реальность. Он знал слова того стишка и намеренно пытался разбудить во мне какие-то детские воспоминания. Но для чего?

– Она где-то там? Где-то рядом с тобой? – с надеждой спросила я, выходя за ним следом. Если это так, если это правда, то, возможно, даже, скорее всего, она в беде. Звучит странно, конечно, если учесть, что умерла она много лет назад, но вот мальчишка, вот этот изувеченный полуразложившийся труп, передвигавшийся по дому так, словно в нём вырос, говорило мне о том, что жизнь после смерти существует и, возможно, мама моя сейчас в западне.

– Она рядом с тобой, – усмехнулся пацан, глядя на меня как на идиотку, всем своим видом давая понять, что это очевидно. – Ко мне она приходит нечасто. Всегда грустная. Думаю, ей тревожно за тебя. Раз за разом я слышу этот стих, но он не для меня. Он для тебя. И мы выясним, что она пытается тебе сказать. Возможно, ты и сама уже вспомнила?

Я почувствовала, что он пытается залезть ко мне в голову. Он, словно червь, кружился в моей памяти, ища лазейку к тем воспоминаниям, которые скрыты глубоко, но не находил её.

– Нет. Я не помню. Может, ты удивишься, но я очень хотела бы вспомнить. Но иногда мы просто не в силах. Вот и всё.

Прихрамывая, словно дед, потерявший костыль, передразнивая мою походку, он зашёл в гостиную.

– Подойди, – попросил он. – Не будем затягивать с тем, что неизбежно. Я расскажу тебе кое-что.

Я замешкалась. Знала, где остановился этот выпендрёжник и что его туда привело. «Поднимись на чердак, – сказала тогда старуха. – Отыщи книгу». Я понимала, что, возможно, это мой последний шанс. Шанс изменить правила игры в свою сторону, но, оценивая свои возможности, не видела другого выхода, кроме как подчиниться ему. Сбежать у меня не получилось, и вряд ли вторая попытка дала бы хоть какой-то результат. Позвать на помощь я тоже не могла. Кто поверил бы, что в доме завелись привидения? Скорее меня бы просто связали и отправили на принудительное лечение. Мне даже пришла мысль, всего на секунду, но настолько яркая, что меня передёрнуло, словно от ворвавшегося в дом сквозняка: покончить жизнь самоубийством. Взять с кухни нож, один из тех, что бросила при готовке своего заключительного блюда старуха, и перерезать себе… Нет. Так я маме не помогу, да и себе тоже. Если он после смерти преследует меня, какова вероятность, что я освобожусь от него в другом мире?

– Думаю, тебе неизвестно, что погибла она из-за тебя? Не думаю, что старуха посвящала тебя в то, что произошло тогда. Ты была совсем крохой. Никчёмной, неразумной сущностью, которая должна была вырасти в нечто важное. Тебе отвели роль уже при рождении. Она знала это. Пыталась спасти и расплатилась по счёту жизнью. Если ты желаешь загладить вину перед матерью, если хочешь, чтобы жертва её не оказалась напрасной, становись на лестницу и полезай наверх.

– Это ложь!

Мне хотелось схватить его, встряхнуть так сильно, насколько хватило бы сил. Выбить из него всю эту дурь, чтобы он замолчал. Но я не могла этого сделать. Сволочонок пытался заставить меня делать то, что ему было угодно, и у него это получалось. Нужно найти способ избавиться от него. Возможно, провести какой-нибудь ритуал. Один из тех, что проводила бабка по ночам, стоя в лунном свете. Но я не знала ни одного из них, потому как не хотела знать ничего, что знала она.

Трясясь от злости, подошла к лестнице на чердак и остановилась. Я вновь мешкала. Не без причин. Не знаю, сколько времени прошло, пока мы безмолвно смотрели на друг друга. Он с ехидной улыбкой на лице, я со сжатыми от гнева челюстями, но когда я приняла, наконец, решение, уже видела лишь очертания его лица. Ни увечий, ни зиявшей вместо глаза чёрной дыры, похожей на бездну, ни отвратительно порванной щеки, через плоть которой наружу всё время что-то торчало. Зубы, язык или ещё какая-то мерзость. На улице смеркалось.

Возможно, где-то там же, наверху, найдётся и книга с ритуалами. «Чем чёрт не шутит», – подумала я и ступила на первую ступеньку. Закутавшись поплотнее в халат, бесшумно, ничего более не говоря, отправилась наверх, на чердак, вооружившись от терзающих мою душу страхов одним лишь фонариком, который, словно заранее кем-то приготовленный, лежал на комоде рядом с лестницей. Оказавшись на верхней ступеньке, вновь припомнила воображаемое мною безжизненное тело старухи с торчащей из горла трахеей, но отогнала от себя эту мысль.

«Чёрт! Успокойся. Возьми себя в руки! Проклятая стерва давно уже мертва. Её тело гниёт в могиле, засыпанное двумя метрами земли», – мысленно отругала я себя, попытавшись приподнять крышку, ведущую на чердак, но у меня ничего не вышло. Я посветила на неё фонариком и заметила то, чего не наблюдала там ранее. Три здоровенных гвоздя, заколоченных наискось в основание чердака. Сначала я даже оторопела, размышляя, как же они здесь оказались, ведь старуха этого сделать никак не могла. Старуха как раз-таки и отправила меня на чердак. Вряд ли она заколотила бы его перед кончиной. Не сразу, но до меня дошло, что забитые гвозди – проделки моей тётки.