Леонид Бабанский - Практика соприкосновений

– Да ты что! Письмо написал?

– Конечно!

– Какого содержания?

– Простого! Что бред всё это, а вы его печатаете.

– Иди ты! Так и написал?

– Да провалиться… Конечно, в художественной форме. Написал, что произведение крайне слабое, высказывания тупые и бездарные. А более всего меня взбесило – почему это я, студент конкретного второго курса мединститута вдруг полуграмотный? Да у меня почти одни пятёрки! Была одна четвёрка по латыни, так я и ту пересдал! Отчего я вдруг полуграмотный? Базар-то надо фильтровать.

– Молодец! – похвалил Боря. – Ну, ты и молодец!

– Так это ещё не все. А вот, что было дальше…

– Ну-ка, рассказывай.

– Пришёл ответ…

– Какой? Похвальный?

– Ага… Разгромный! С таким ответом в тюрьму не пустят. Вот и сижу, перечитываю… Наслаждаюсь.

– Ну, дай сюда, – сказал Борис и прочитал такие строки:

– Уважаемый товарищ… Ага… Признаться, весь наш «фантастический» отдел был удивлён, когда мы прочли Ваше письмо. Если бы писал закоренелый неудачник, матёрый злопыхатель, этакая сумеречная личность, ненавидящая фантастику, – мы ещё оправдали бы как-то подобное послание. Но студент-медик? Вы, как это ни прискорбно, не уяснили себе главного в рассуждениях писателя Ивана Антоновича Ефремова – его озабоченности судьбами человеческой цивилизации, его тревоги, боли его за грядущее. Позвольте и Вам в свою очередь задать несколько элементарных вопросов по Вашей будущей профессии.

Уверены ли Вы, что радиоактивные испытания и взрывы ядерных бомб благотворно влияют на биосферу Земли?

Уверены ли Вы, что эксперименты над животными… когда-либо не отразятся ни на ком?

Знаете ли Вы, что в Англии, например, лягушку днём с огнём не сыщешь – полуграмотные препараторы изничтожили всё лягушачье царство.

Знаете ли Вы, что на нашей планете полным-полно рек, где уже нет рыбы, и лесов, где нет зверей, что изничтожаются леса, оскверняются озёра?

Тревожат ли вообще подобные вопросы Вас?

Ивана Антоновича Ефремова тревожат. Пишущего эти строки, в прошлом тоже студента-медика, тревожат. Тревожат всех разумных людей, которые читают произведения И. Ефремова на 86 языках во всём мире. Дело вовсе не в том, нравится или нет Вам роман «Час быка». Удивляет категоричность Ваша и глухота к искренним словам коллеги Вашего, между прочим, врача по образованию, полное небрежение к авторитету старшего собрата по науке, между прочим, дважды доктора наук – по палеонтологии и географии. Скажете – слепое преклонение перед авторитетом? На столе у Ивана Антоновича Ваш покорный слуга видел письма от Станислава Лема, Роберта Шекли, Артура Кларка, Кобо Абэ… И, уверяю Вас, пишут они Ивану Антоновичу вовсе не ругательные письма, подобные Вашим. Грустно всё это, товарищ студент. Но если мы не переслали Ваше письмо и наш ответ в вашу молодёжную газету, значит, мы ещё не поставили крест на Вас. Значит, у Вас есть ещё время, чтобы найти в себе силы не выступать от имени всех хирургов нашего отечества. И подпись…

Ю. Медведев, заведующий отделом фантастики журнала «Техника‑молодёжи».

Борис окончил чтение и подытожил:

– Так. Письмишко-то поганое. Дай-ка, я заберу всю эту орфографию вместе с журналом, верну через неделю.

– Что будешь делать?

– Как что? Ответ писать.

– Кому, Медведеву? Да зачем он тебе сдался?

– Ну, я найду, кому, – уклончиво сказал Борис, – имею право! Если я узнал, что есть такая ситуация, то должен принять в ней участие. Всё-таки, учитель я или нет? А раз учитель, так надо некоторых товарищей учить.

– Ты мне, во-первых, друг. Уж во-вторых учитель.

– Тем более!

– А ситуация, Боричка, у нас такая, дай, расскажу!

– Рассказывай, что у вас, в меде, за ситуация.

– У нас на курсе пацан один пропал, Петруха. А через год появился.

Снова на первом курсе. Я встретил его, спрашиваю, ты где был? Он мне такое рассказал – уши вянут. Оказывается, был он в тюряге, год, потом освободился и восстановился.

– Это как же так, – спросил Боря, – такого быть не может. За что его сажали?

– Да ни за что. У нас решили сделать диспут-клуб между мединститутом и политехом. Его организовали в кафе «Три пятака», это на углу Горьковской и Никитинской. С одной улицы номер дома пять, с другой пятьдесят пять. Там места много. Ну, чтобы по-культурному. И Петруха потащился. Но опоздал намного, приходит, а там страшная драка между институтами, уже в разгаре. Ну, диспут, понимаешь? И менты прилетели, тоже человек пять, стали студентов на две группы сортировать, чтобы просеку проделать между ними, да куда там… Студенты тут же объединились и стали ментов бить уже по-чёрному. До такой степени, что сотрудники от студентов стали отстреливаться. Сначала, вроде, в потолок… Когда Петруха понял, что ничего ему здесь не светит и решил оттуда свинтить, уже в самых дверях, как он рассказал, прилетела ему в попу пуля.

– Не врёт?

– Зачем ему врать? Пострадал человек за просто так, ни подискутировал, ни выпил, ни подрался и пулю получил. Вот здорово!

– Потом что было? Я эту историю не слышал.

– Так ваших, из пединститута, и не приглашали! По слабости здоровья. А то бы слышал, наверняка! Потом к нему, в больницу, приходит наш ректор. А он, ты знаешь, кто?

– Кто?

– Крюков, вот кто!

– И что?

– Неужто не слыхал? Да он у нас зав.кафедрой судебной медицины,

доктор наук, автор учебника по судебке, директор Всесоюзного бюро судебной экспертизы! Да я жене его вступительный экзамен сдавал.

– И как успевает…

– Сами удивляемся. И вот приходит он к Петру в больницу, и ботает ему, извините за мой английский, такую шнягу – раз, говорит, пуля из пистолета вылетела и в чью-то задницу попала, то, получается, кого-то надо посадить. Согласен – согласен. А ты зачем, спрашивает ментов бил? Тогда Петруха говорит – как я их бил-то, задницей, что ли? А ректор ему сообщает – какая в этом разница? Ты посиди, подумай, с тебя не убудет. Много не дадут – чистую ерунду. И от зэков прикроют. А как отпустят, я тебя в институте восстановлю. И ты его закончишь – моя, говорит, гарантия. А по-другому ничего не выйдет. Всё-равно ведь плохо учишься.

– И как они решили?

– Договорились. Петруха сел, а шеф его восстановил. Сдержал слово. Он всё выполнит. Если пообещает. И я, Боря, честно тебе говорю, может, не поднимать мне бучу? А то ещё возьмёт шеф и высадит из института? Он у нас человек простой. Ему позвонят – он сделает.

– За что?

– А на комиссии объяснят, за что. За то, что слишком грамотный. И вообще… они литературоведов не готовят.

– Ты комсомолец? – спросил Борис.

– Да.

– Тогда давай не расставаться никогда! О ерунде не беспокойся.

Борис исчез на пару недель, потом объявился, сияющий и довольный.