Александр Архипов - Зазеркалье

– Она в западне, – почувствовал опасность Данте, – я боюсь, как бы он не выбрался оттуда.

– Иначе мы все здесь ляжем замертво, – вылетел из уст Эжена шекспировский тон. – Надо от него избавиться, чем раньше, тем лучше, кто согласен со мной? – воскликнул Чарльз и встал рядом с зеркалом.

– Не спеши, а то повторится убийство! Нет, нет, не спеши! – высказал Данте и выбежал из комнаты.

– Что это с ним? – недоумевал Чарльз.

Никто не ответил. Оставшаяся команда спустилась вниз и села перед камином, желая отдохнуть от последних напряженных дней. Дрова трещали под пляску огня, дождь тарабанил по вытянутым окнам. Осенняя меланхолия заливала ростки надежды.

– Что с Данте? – повторил Чарльз.

– Оставь его, дрогнуло сердце у старика, – отмахнулся Эжен. – Беатриче – свет в его жизни. Он не просто ее любит, он живет ею. Такова природа Данте. Любовь – его вино и услада.

Чарльз ушел в комнату подальше от суеты, мистики и неуживчивых мыслей. Юноша погрузился в забытье. Спустя несколько минут, пока голоса в его голове не пробудились. Снова женщины, мужчины, дети заговорили чванливыми голосами. Чарльз не разобрал их послания, сотрясавшие колоны сознания и терпения. Вскоре гвалт стих, служивший прелюдией к погружению в виденьям.

Сквозь темное полотно прорезались сны, в которых маленький Чарльз наблюдал через дверную щель за плачущим отцом. Согбенная фигура стояла на коленях перед зеркалом, будто поклонялась ему и молила пощады.

После вырисовывалось новое сновидение: Вернон ходил в комнате и бурно говорил с самим с собой. Захлебываясь в рьяном споре, он остановился перед зеркалом, повернулся к нему, требуя ответа:

– Мне нечего больше тебе дать! Ты уже мертв, понимаешь? – гневался Вернон, в ответ зеркало задребезжало.

Глаза Чарльза покрылись влажной дымкой. Он звал отца, тянулся к нему, но недосягаемость растягивало между ними пропасть, куда проваливались воспоминания.

– Как он? – поинтересовался Эжен, потирая руки.

– Все в порядке, спит, Оливер снова пытался его свести с ума, – ответил Данте, уводя Эжена подальше от комнаты, – но видно, как Чарльз борется. Не вскочил с постели, значит, обошлось.

– Почему мы не можем вывести его отсюда? – злился Эжен. – Надо разбить зеркало. Чарльз прав. Вернона нам не вернуть.

– Потому что он не согласится покинуть этот дом, а еще Оливер нас не отпускает, – вздохнул флорентиец.

– То есть? – возмутился Эжен, осматривая углы. Дабы приметить присутствие теней.

– Он держит двери закрытыми. Сегодня утром я не смог выйти на прогулку. Они намертво встали. Он действует, он запер нас ждет, когда мы ляжем замертво у его ног.

– Черт собачий! – схватился Эжен за затылок. – Ладно, сейчас не будем поднимать панику. Пусть все наберутся сил.

– Сейчас надо решать проблему с зеркалом.

– Да, но мешаешь здесь только ты! – укорил мушкетер флорентийца.

– Не понял тебя? – в страхе отшатнулся Данте, сняв маску хладнокровия.

Мушкетер шагнул ближе к флорентийцу, чтобы лично разглядеть в его глазах ложь.

– Это все Беатриче, правда? Ведь из-за твоих чувств Вернон погиб от рук этого безумца? Не из-за твоей любви мы рискнули его жизнью? Вижу, как ты дрожишь. Вот что, если завтра станет еще хуже, то я тебя задушу.

– Нет, нет, нет! – отрицал Данте с фанатичностью, после он окреп духом и ответил Эжену. – Не тебе судить с твоей тугодумной головой о моих чувствах.

– Жалкий писака, – процедил сквозь зубы Эжен, – я думал, что нам получится поладить. Не буду лишний раз напрягаться, только держись от меня подальше. Я делаю ради Чарльза. Его надо спасти…

– Мы все в одной лодке, – опустил голову Данте.

– Да, только ты вечно где-то в сторонке плаваешь, – ответил Эжен, покидая друга.

До вечера Эжен думал о недавней стычке с Данте, чья опасливость и нерешительность в последние месяцы привели к фатальному исходу их создателя. Со дня смерти писателя Эжен переживал утрату единственного шанса на возвращение в книжный мир, навеянный сладким привкусом романтики.

– Ай, – спохватился мушкетер и побежал ко входу.

Двери не пускали Эжена к любимому коню Виктору. Он стукнул дверь ногой и попятился в спальню. С улицы доносилось ржание Виктора.

– Бедный мой друг, голодает и не знает, что я заперт с этим проклятием, – ворчал мушкетер.

– Тими! Тими! – заголосил Этан в своей комнате.

– Так не угомонился, – жалел Эжен авантюриста.

Мушкетер отправился на верхний этаж. Он подошел к двери Этана и слушал призывы.

– Тими, как ты мог меня бросить, – плакался Этан.

Мушкетер без стука вошел в помещение, наблюдая за сгорбившимся другом.

– Снова ждешь его, тебе не осточертело ждать чудо? – сказал Эжен и ощущал в груди напор гнева. – Фениксы здесь не летают. Для людей это миф!

Этан всполошился от басистого голоса Эжена и кулаком пригрозил.

– Куда лезешь, чуть дьяволу душу не отдал! – ругался авантюрист.

– Ты не понял, что ты здесь как обычный человек? – надавливал Эжен грузом разочарования. – Даже я чуда не жду! Все, мы оторвались от книги. Мы сами по себе. Сколько можно тебе повторять?

– Твое мнение мне ни к чему, покинь мою комнату, смертный – махнул на мушкетера Этан.

Авантюрист скучал по старому другу, с которым они путешествовали по миру и спасали друг друга от опасностей. Дружба Феникса Тими и авантюриста Этана, облеченная в скалистую оболочку, не разрываемая и после разрыва миров.

Мушкетер пожалел о грубости, кинутая в лицо друга. Он поспешно спустился в гостиную, где красота закатных лучей убаюкивала одиночество, а тишина не мешала складывать разрозненные мысли в длинные и утомительные монологи.

После гибели Вернона мушкетер приметил печальную черту между героями книг, из-за чего они прекратили ладить и вести непринужденные беседы.

Следующим утром обитателей дома пробудил крик Данте. Все сбежались ко главному входу, рядом с ней стоял разъяренный флорентиец и дергал ручку двери.

– Что за колдовство! Опять это проделки зеркала. Она все еще не открывается, – с трудом держал себя в руках Данте.

– Окна тоже не открываются, – сказал Жак, – я не смог его открыть у себя в комнате.

– Дайте мне минуту, – попросил Эжен и крепко схватился за ручку.

Подобно римскому гребцу он толкал и тянул дверь, надеясь, что его толчки дадут разобьют чары. Он отступил, раститирая покрасневшие руки.

– Не поддается, – напугался мушкетер, – совсем…

– Ловушка, – разочаровался Данте.

Они остались отрешенными от мира. Все, кроме Чарльза, осознали свое жалкое положение, когда они никому не нужны и не от кого ждать помощи.

Персонажи прислушались к окружению. Мир канул в глубокую тишину. Шелест листвы, вой ветра затихли вместе с треском огня в камине. Мушкетер присмотрелся к сизому диску, осветивший серо-светлую палитру природы поместья. Ему казалось, что они отрешены от мира, что им придется бороться со злом, засевшее в стенах дома.