Верука Соль - Ловушка для демона

– Ты зачем это сделал, Ангелочек?

А гадёныш улыбается невинно:

– Я только что видел во сне ангела. Он сказал, что это – он указал пальцем на орущую жертву – исчадье Ада, и его надо убить!

Ну ему и накатили аминазина полной мерой и на сутки привязали к кровати. И как вот с ними по-хорошему? Так и приходится: берёшь полотенце в руки, да и охаживаешь их по бесполезным местам. Не больно, не обидно, но убедительно. И все становится на своё место.

Только Тихоню она ни разу не стегнула полотенцем. Ни разу даже не замахнулась на него. Не то, что бы не было повода: Тихоня раздражал её больше всех. Но она старалась держаться от него подальше. Что-то недоброе мерещилось ей, когда он был рядом. Конечно, все пациенты этой психушки далеко не лапочки, и каждую минуту так и жди подвоха, но этот субъект – он хуже всех! Ей часто казалось, что он нормальный. Не совсем, конечно, и болезнь его была несомненной, но все эти умники с дипломами не видят того, что видит простая санитарка. Этот тип играет с ними, он симулянт! Тихоня, как прозвали его за незаметное, безмолвное существование, был не в себе, это уж точно. Но не в той мере, как хотел это изобразить. Вот сейчас он здорово разозлил санитарку. А что он сделал такого? Да ничего. Она просто перехватила его взгляд.

День сегодня выдался особенно дурной. С утра в их отделение заявились благотворители. Они шныряли везде, делали жалостные лица, пытались рассовать подарки тем, кому они и даром не были нужны. Пациенту, который в приступе белой горячки пытался утопиться, сунули в руки вязанные самодельные носки и шарф, и открытку с ободряющим стишком. Самоубийца очумело таращился на сердобольную дарительницу, пока она выражала надежду на его выздоровление, потом он натянул носки на руки. Она попыталась было возразить и робко заулыбалась, но тут же побледнела и отшатнулась: Самоубийца грубо, дико захохотал и оторвал зубами кусок открытки. Он принялся жевать открытку, не прекращая своего нелепого, гадкого хихиканья. Дамочка спаслась бегством. Скоро все благотворители удрали. Они выставили на стол в общей комнате корзину, наполненную карамелью, и, будучи не в силах вынести безобразного кривляния психов, взбудораженных выходкой Самоубийцы, убрались восвояси. Санитары пытались навести порядок, но больные уже поснимали носки с ног и напялили их на руки. Они совали руки друг другу в лицо и хвалились этой красотой, пытались разворачивать фантики подаренной карамели. А потом, по наущению Самоубийцы, взяли всю корзину и высыпали конфеты под дверь, ведущую в коридор отделения. Зачинщик объяснил своей шайке, что так они смогут запечатать дверь, и злобные санитары не войдут и не помешают им веселиться. Дверь действительно открылась с трудом. Когда сердитая санитарка всё же вошла, она увидела, что весь пол уделан мерзкой давленой карамелью и повидлом. Тут её терпение лопнуло, и она принялась наводить жёсткими мерами порядок во вверенном ей обезьяннике. В этот момент она и перехватила взгляд Тихони. Он смотрел на неё с таким насмешливым презрением, с такой брезгливостью, что она вся взвилась от злости и ненависти. Он презирал её, ну надо же! Да видело бы это чучело себя со стороны!

Тихоню привезли в их дурдом почти год назад из больницы «Скорой помощи». Он не ходил, не говорил, не ел и даже почти не пил. И большую часть времени спал, хотя санитары считали, что он притворяется. Когда же он действительно засыпал, само тело несчастного говорило о том, что душа этого грешника точно поджаривается на дьявольской сковородке. Каждый, кто видел безумные творения Босха, безошибочно признал бы: то, что переживает Тихоня, очень похоже на дикие сюжеты одержимого из Брабанта. Да, должно быть, это и есть Ад!

Тихоня страдал. Его убивали кошмары и изнеможение, а врачи ничем не могли помочь. По крайней мере, в первые месяцы. В «Скорую помощь» он попал с травмами. Вроде бы его сбила машина, но это точно не известно. И хотя что-то уже срослось, что-то зажило, и что-то рассосалось, общее самочувствие его было скверным. Тихоню мучили боли, давление скакало вверх – вниз, вся моторика была в угнетённом состоянии. Сердце, дыхание… В общем, про таких говорят, что «краше в гроб кладут!» Но, поскольку врачи на самом деле не очень-то любят хоронить пациентов, медицина взяла Тихоню в крутой оборот. Сотня уколов, сотня болезненных унизительных процедур, куча бесполезных методик и углублённое изучение этого любопытного случая – всё это доконало несчастного умалишённого, и он стал понемногу поправляться, только бы уж отстали!

Однако и сейчас, год спустя после начала пыток, по нему можно было изучать циркулярное расстройство. Главврач с удовольствием демонстрировал его студентам, и те даже по внешним признакам легко ставили диагноз.

Мальчики и девочки в белых халатах были просто в восторге. Весь облик несчастного больного свидетельствовал о глубокой мрачной тоске, что окутывали разум и чувства Тихони удушающим покрывалом. Выглядел Тихоня крайне удручённым; вся его иссохшая сгорбленная фигура, обтянутая бесцветной кожей, его тусклые мутные глаза, опущенный рот – всё говорило о мучительной боли и отчаянии, что раздавили этого молодого мужчину. Студентам было крайне интересно, что же породило такой яркий психоз. Но ответить он то ли не мог, то ли не хотел. Долгое время он вообще не отвечал на вопросы и никак не реагировал на врачей и их пособников. Люди в белом полагали, что он всецело находится во власти своих внутренних ощущений, и эти ощущения накладывают на него невыносимую печать отчуждения от действительной реальной жизни. Студенты раздевали его догола, стукали молоточками по разным местам, надавливали, сжимали и распрямляли. Но ни кожа, ни мускулы не реагировали нормально, и только крупные слёзы катились по печальному лицу и дрожали опущенные уголки плаксивых губ. И больше – ничего. Специалисты справедливо полагали, что это вряд ли связано с чувством унижения, стыдливости или обиды – пациент не мог этого испытывать. По крайней мере, так в учебниках пишут. Возможно, это была обычная физическая боль. Необъяснимая, беспричинная боль не понятно в каком месте, внезапно приходящая и внезапно уходящая. Но для циркулярного психоза это нормально, и старые опытные профессора писали в учебниках, что такие больные испытывают её почти непрерывно, потому что у них нет представления о времени. Только боль, кошмары, усталость и тоска. Любой человек, не имеющий белого халата и стетоскопа, сказал бы, что это просто ужас какой-то; что очень жаль беднягу и всё такое… Но медики лишены бесполезных сантиментов; их задача – изучать и лечить. А тут такой объект! Ладно, брат, прости и потерпи. Они отлично понимали, что больной будет страдать не зависимо от того, помяли они его или нет. Он не чувствовал себя униженным и не стремился освободиться от них. И, поскольку реальность не имеет для него никакого значения, так пусть хоть науке послужит! Конечно, лечащий врач хотел помочь Тихоне. Он всем хотел помочь. По крайней мере, так было лет двадцать назад. Но за это время он понял, что психиатрия никому на самом деле не помогает, возможности врача очень ограничены. Можно просто поддержать, отсрочить худшее, иногда даже подбодрить, но это как энергетическая шипучка: обходится недёшево, а толку – чуть. Так, видимость одна. Но это всё же лучше, чем ничего. Это даёт немного времени, а иногда это единственное, что действительно нужно. Просто время, что бы продержаться, пока жизнь не возьмёт своё. В свои двадцать лет, впервые открыв учебник под названием «Циркулярный психоз», он сам ужаснулся: вот тебе и теория относительности на душевнобольной манер!