Николай Колесников - Не сущие стены

Дверь закрывается в одиннадцатый раз. Мелодия стихает, а запах еды остается. Я вспоминаю, что я так ничего и не поел, кроме булки от хотдога, но поесть наверное уже и не придется.

Начинается!

Мы вжимаемся как можно глубже под лестницу. На улице кто-то что-то кричит. Слов не разобрать совсем. По интонации это совсем как проклятья сумасшедшей бабки, только крик. Проходит несколько долгих секунд и грохот раскалывает мир. Всё внутри охватывает паника и жгучее желание срочно бежать отсюда как можно дальше. Но дисциплина, железная человеческая воля и четкая цель заставляют отряд оставаться на месте.

По правде сказать, держать одному стаю псов трудновато. Прям откровенно тяжело. Но мы сидим под лестницей в безопасности, поэтому даже на секунду поддавшаяся панике стая, снова успокаивается. В следующий раз нужно учесть, что так сильно будет отдавать в уши. Очень сильно по ним ударило – некоторое время слышно вообще ничего.

Когда слух постепенно восстанавливается – в угасающем фоне от взрыва слышатся автоматные очереди. Что-то идёт не так.

А судя по интенсивности очередей всё идёт не так. Возле двери автоматные очереди бьют не переставая. Раздаётся второй взрыв, более далёкий и менее громкий. Подъездная дверь распахивается в двенадцатый раз и впускает сразу несколько матерящихся автоматчиков, запах гари, пота и свежей крови. Мужчина с шаркающей ногой тащит кого-то, кто судя по всему, ходить не может совсем. Тот хрипит и бестолково семенит ногами.

– Полежи тут, шеф! – говорит шаркающий и кладёт шефа рядом с нами. То есть почти под лестницу. Отсюда видно, что это хорошо сложенный мужчина в дорогом костюме с лысиной, на которой дрожат в такт дыханию капельки пота и крови. Он лежит на спине и над ключицей у него торчит оперение стрелы. Он пытается время от времени ухватить её рукой, но бронежилет не дает ему этого сделать.

Добротный броник, вовремя надетый под деловую рубаху – дорогого стоит.

А Шаркающий – молодец! Знает своё дело!

Но и мы тоже свое дело знаем. И знаем как его закончить и что, в принципе, уже пора заканчивать.

Можно, но ещё рано.

Шаркающий перехватывает короткий автомат, который до этого бил его по спине, и спешно направляется к остальным. К бронированной двери подъезда. Пули ударяют в неё несколько раз, но застревают в толстом железе, не в силах пробить его. Тут же им отвечают два автомата снаружи откуда-то сбоку. Кто-то из охраны этого лысого остался на улице и сейчас пытается пробиться под защиту бронированной двери.

Судя по звукам – наших больше и они теснят оставшихся. Отстреливающиеся охранники прикрывая друг друга подходят к подъезду.

Пора!

Когда дверь открывается в тринадцатый раз, чтобы впустить ещё двоих автоматчиков мы, пользуясь некоторой суматохой в рядах стрелков, выпрыгиваем из темноты и начинаем рвать обороняющихся на части.

По крайней мере им так кажется.

В тесноте и темноте подъезда, наша внезапная молчаливая атака застаёт людей врасплох. Они мечутся в тесном пространстве пытаясь закрываться руками, но им это не помогает. Их глаза привычные к свету плохо видят в подъездном полумраке. Они никак не могут оценить наше количество, размеры и нашу скорость. У нас куча преимуществ, самые главные из которых внезапность и отсутствие боязни умереть.

Мы стараемся нападать по двое и с боков. Пока более мелкий и юркий слева рычит, бросается и отвлекает на себя внимание, более крупный справа хватает за шею и наваливается всей тушей на руку, блокируя возможность воспользоваться оружием. Но даже если кому-то и выпадет возможность достать нас выстрелом или ножом, она вся сводится на нет ограниченностью подъездного пространства.

Тут сейчас сгрудились три человека, которых раздирают псы, два автоматчика, которые хотят войти, но никак не могут этого сделать.

Туда дальше, где посвободнее, где только-только начинается широкая лестничная клетка, в полутьме вальсируем мы втроём. Я с лохматым и шаркающий вдвоем со своим автоматом. Значит вчетвером вальсируем. Никто не решается напасть первым. Шаркающий потому, наверное, что боится нечаянным рикошетом зацепить своего хрипящего шефа, лежащего у нас за спинами. Мы, видя что шаркающий уже готов к схватке, ждём когда он расслабится или ошибётся. Но пока он не делает ни того ни другого.

Вальсируем.

Человек силён и уверен в себе. Автомат он держит одной рукой за рукоять. Машинка хоть и небольшая, но всё равно достаточно увесистая. Долго такой не помашешь без ущерба для точности боя. А точность сейчас важна как никогда. В другой руке Шаркающего описывает замысловатые узоры в воздухе десантный нож.

Тоже сомнительная затея.

Нет. Нож сам по себе хорош, но вкупе с автоматом он может быть неуместен. Хотя Шаркающий явно профи. Не стоит его недооценивать, как он недооценивает нас.

На улице снова начинают активно стрелять. Это наш шанс напасть, но Шаркающий даже не вздрагивает. Он всего лишь на крохотную долю секунды бросает взгляд в сторону двери.

Отвлёкся!

Мы одновременно нападаем и он не придумывает ничего лучше, чем начать палить. Звуки выстрелов грозным эхом разносятся по подъезду и заглушают предсмертные хрипы остальных автоматчиков.

Но мы уже вышли из зоны его обстрела, и я вцепляюсь в левый бицепс шаркающего, а лохматый уже подобрался к горлу оттеснив правую руку с автоматом от тела.

Человек натурально и очень страшно рычит.

Рукояткой автомата он изо всех сил бьет лохматого по спине. Десантным ножом зажатым в левой руке он ударяет лохматого в бок. Того, что я вишу у него на этой руке, он как будто и не замечает. С каждым ударом лохматый вцепляется в шею человека всё сильнее и рычит всё громче. Человек же, со всё большим остервенением, бьет пса.

Автоматные очереди на улице затихают, слышны одиночные выстрелы. Я изо всех сил раскачиваюсь на его руке, тем самым оттягивая человека назад. И наконец он падает.

Падает на спину с высоты своего роста.

Грохается плашмя.

Сверху на нём лежит истекающий кровью пес. Человек собирается с силами и уже не с рыком, а со стоном наносит ему удары ножом. Всё реже и реже. Рука с автоматом придавлена. Опасности с той стороны можно уже не ждать. Лохматый уже не жилец, да и Шаркающий не лучше. Я оставляю сцепившихся. Отхожу и отряхиваюсь.

О-о-о-о-о! Вот это кайф – отряхнуться после хорошей драки. Как будто вылил на себя ушат холодной воды после жаркой бани. Бодрит и освежает. Ещё больше бодрит, что всё почти прошло по плану, и вся операция подходит к финальной фазе и вот я почти у цели.

Прямо передо мной лежит хрипящий человек. Он смотрит на меня глазами полными ужаса и всё ещё зачем-то безуспешно пытается достать из шеи торчащую стрелу с темным оперением. Рядом воткнуты еще два или три древка, но у них оперение уже обломлено.