Николай Колесников - Не сущие стены

Скорее всего это Весёлый стрелял. Только он может всадить три-четыре стрелы в самое короткое время с какой-нибудь невероятной дистанции в цель, размером с детскую ладонь. Но даже если это не он – всё равно эффектно!

Взрывы, пули и ножи не достали лысого, но зато ещё как достали стрелы и зубы. Оскаливаюсь. Лысый наконец-то закидывает руку к стреле, но не хватает её за древко, а поддевает пальцами цепочку.

Что там у него? Не граната же?

Видно, что ему невероятно тяжело всё это. Пальцы не слушаются цепочка норовит выскользнуть, он сам хрипит и булькает.

Невероятно тяжело и невероятно важно. Я подожду.

Терпение и труд творят чудеса, и вот умирающий человек вытаскивает из под бронежилета амулет и показывает его мне. Блестящая железяка необычной формы с черным камнем в нижней его части.

И что? Он думает, что амулет защитит его от чего-то или мгновенно залечит его раны?

«Рычи. Отходи»

Что???

«Отходи! Рычи!» – слышу я мягкий встревоженный голос под левым ухом.

Ну хорошо. Ладно.

Я начинаю пятиться.

«Рычи!»

Ну ладно, ладно!

Я поднимаю шерсть на загривке и издаю утробное протяжное рычание. Человек смотрит на то, как я растворяюсь в темноте. Он пытается что-то сказать, но у него это никак не выходит. Язык не слушается его, пересохшие распухшие губы тоже не слушаются. Где-то слева последний раз обиженно вздыхает Шаркающий и сразу же, следом за ним, с облегчением, тихо вздыхает лохматый.

Прощайте, братья!

Я делаю ещё несколько шагов назад, окончательно пропав в темноте… Лысый теряет сознание и его рука грохается на пол.

«Хватай пока теплый. Неси мне. Пока теплый. Неси! Хватай!»

Это снова голос под левым ухом.

Кого нести?

Я чувствую во рту странный вкус железа. Не похоже на кровь.

А! Понятно. Нужен амулет. Я быстрыми тихими шагами подбираюсь к лысому. Он дышит. Неровно и очень слабо. Без сознания. Не долго ему осталось.

«Пока тёплый. Хватай. Неси.»

Да несу я, несу!

С четвертой попытки срываю амулет с цепочки. Почему-то всё время боюсь, что лысый проснется, но он не просыпается. Хотя если бы он и проснулся, то что бы смог сделать?

Страх этот не мой, так же как и голос, под левым ухом. Поэтому наверное есть чего бояться, просто чего именно я не знаю. Наконец амулет сорван, теперь надо на выход. Но тут вроде всё должно быть проще простого.

Мёртвый автоматчик безжизненной ногой любезно придерживает для меня бронированную входную дверь. Только после того как их всех погрузят в труповозки и последние полицейские группы уедут – эта дверь закроется в тринадцатый раз. Но я к тому моменту буду уже далеко.

Перепрыгнув через гору мертвых и ещё шевелящихся тел, человечьих и собачьих – пулей вылетаю из подъезда.

На улице перед подъездом лужа крови, пахнет порохом и страхом. Корчатся и стонут люди. Двое пытавшихся войти точно уже не жильцы на этом свете. Нужно пройти мимо них под прикрытие огня. Огонь – лучшее прикрытие, особенно если держаться от него подальше.

Так. Вот на дороге перед домом три машины, центральная из которых горит. Догорает. Остальные изрешечены пулями. Кругом валяются мёртвые люди. Я перебираюсь на другую сторону дороги, туда где трое в костюмах тащат через двор Колдуна. Тот выглядит как мёртвый. Безвольной тряпкой висит у них на руках. За ним тянется струйка крови. Следы никто из них не заметает. Ну тут даже ищейкой не надо быть, чтобы такой след взять.

За спиной раздаются выстрелы. Одиночные. Сухие. Прицельные. Испуганный и озлобленный мужик, тот, который кормил меня булкой и желал шашлыка из собаки – прицельно расстреливает псов. Одного за другим. Теперь он весь в крови, еле держится на ногах, но прицеливается и бах!

Бах! Бах! Добивает и людей и собак и своих и чужих. Хотя ему то откуда знать, где там свои, а где чужие.

Ещё один пёс пропадает со связи.

Ещё одними глазами я не могу больше видеть. Последний оставшийся кроме меня пёс – бойцовый. Несмотря на перебитую лапу и выбитый глаз он держится бодряком. Он клубком выкатывается из-под ног у бригадира и без всяких церемоний хватает его за правое запястье и дёргает вниз. Автомат делает ещё один выстрел, и контуженый человек падает на бок. Пёс визжа и вертясь тут же вгрызается в его шею. В следующий раз, когда я оборачиваюсь, к бригадиру на помощь подбегают два бойца. Далеко и не явно я слышу крики и выстрелы. Вкус железа во рту усиливается.

Прощай, бойцовый!

Сейчас у меня важная задача. Сейчас мне нужно спешить туда, где троица крепких мужчин в костюмах втаскивает Колдуна в один из подъездов.

– Недолго ему осталось. – говорит один из них и вытирает лоб тыльной стороной ладони с зажатым в ней пистолетом. – Может это? – неопределённо машет он рукой над телом. Я выхожу из темноты тихо и видимо совершенно неожиданно для них. Встаю над телом Колдуна и скалю зубы на предложившего.

– Да он сам сдохнет вот-вот! – говорит человек с пистолетом. По всем ощущениям говорит он это оправдываясь и исключительно обращаясь ко мне. Я снова скалю зубы. Делать это жутко неудобно, потому что железяка с камнем у меня во рту занимает всё место. Но и бросить я её не могу. Ни бросить ни показать этим в костюмах.

Почему? Наверное потому, что так говорит мне тихий, слабеющий голос под левым ухом.

– И куда нам его тащить по твоему? – снова спрашивает костюм наклоняясь ко мне и разводя руки.

Очень опасный жест в общении с псом. Очень!

Но, несмотря на все соблазны, я стою как вкопанный над телом Колдуна и оскалив зубы тихонько рычу.

– Может пристрелить тебя, а? – спрашивает наклонившийся.

«Может вцепиться тебе в харю?» – мог бы спросить его я, но эта вот железяка с камнем в пасти. Да и ещё сама эта собачья пасть, которая не может произвести никаких звуков кроме рыка.

Человек смотрит собаке в глаза и изнутри меня начинает захлёстывать ненависть.

Нельзя! Нельзя поддаваться эмоциям!

Нельзя быть псом! Нужно быть сильнее его. Нужно переглядеть человека. И я вкладываю все силы в то, чтобы не моргая смотреть в его лицо.

Но пёс бунтует. Он чувствует, что моё время командовать скоро истечёт и начинает возмущаться. Волны накатывают одна за другой.

Ох, как не вовремя всё это. Стоит сейчас чуть расслабиться и пёс бросит амулет и тут же кинется на самого ближнего в костюме. Одного он успеет задрать – это точно. Остальные двое сразу же начнут палить. В полутьме подъезда и при должной сноровке у пса есть шансы уцелеть и выйти живым, но тогда их совсем не остаётся ни у меня ни у Колдуна.

Мои мысли о том, что он подставляет стаю немного отрезвляют пса.

Хотя когда это мы успели стать ему стаей?

Неясно, но ладно, потом выясним этот вопрос. Человек видя, что собака застывшая над телом старика, так и не двигается, не делает никаких движений, и не собирается отступать от своего, наконец отступает сам. Он выпрямляется и с усмешкой оглядев своих слегка обескураженных товарищей спрашивает: